Казанова

Из своей второй поездки в Индию в 1755 году он хотел добыть тайну улучшения драгоценных камней и тайну эликсира жизни. Он утверждал, что не нуждается в пище. Он многократно предсказывал смерть Людовика XV. Временами он бесследно исчезал. Он утверждал, что был посвящен в высшие ступени масонства. Его величайшим талантом было, вероятно, искусство видеть насквозь чужие слабости и использовать их. Несмотря на эликсир жизни он умер, наскучив жизнью, в 1784 году в Экернферде, как считали некоторые, в возрасте ста двадцати четырех лет. Его верному ученику, ландграфу Гессен-Кассельскому, на чьих руках он скончался, было девяносто два года.

Казанова попросил госпожу д'Урфе приглашать его, когда у нее за столом Сен-Жермен. Казанова хотел изучить его и вероятно контролировать его контакты с госпожой д'Урфе. Он не мог любить Сен-Жермена, они были слишком похожи друг на друга и встречались как соперники в некоторых местах и мгновениях их бытия, у маркизы д'Урфе, у Помпадур, при дворе Людвига XV, у герцога Шуазеля, у голландских ссудных агентов.

Оба предъявляли одинаковые притязания, использовали схожие средства для успеха, испытывали одинаковые приключения, дурачили те же жертвы, и делили многие профессиональные тайны. Игра, женщины, масоны, иллюминаты, каббала, интриги, страсть к драгоценностям, гордость фальшивым титулом и мнимым высоким родом, невыносимая страсть говорить о себе, мания вмешиваться в государственные тайны без очевидного личного интереса — характерны как для одного, так и для другого. Только Сен-Жермен гораздо сильнее Казановы имел потребность или нужду стирать свои следы и весь мир вводить в заблуждение.

При французском дворе, у Помпадур и во многих городах Европы Сен-Жермен был более удачлив, чем Казанова. Кроме того, он оскорблял тщеславие Казановы. Оба были чрезвычайно разговорчивыми и занимательными салонными львами, но в присутствии Сен-Жермена Казанова вынужден был молчать. Фантаст и романтик Сен-Жермен был более блестящим рассказчиком, конечно также и потому, что наполовину ставил на дьявола, что щеголял мошенничеством, что употреблял более крепкий табак. Казанова был реалист, даже в своих чудесах он охотнее держался границы рационального; он был не только волшебник, но и юморист, скорее рассказчик анекдотов, чем шарлатан.

Госпожа д'Урфе, очевидно, считала Казанову великим адептом, выступающим анонимно. Через пять-шесть недель ее пердубежденное мнение подтвердилось, когда Казанове удалось расшифровать рукопись, которую она ему дала, и назвать ей ключевое слово. Он сказал, что покров с шифра снял его гений. Перед жертвами своей магии он все бесстыднее выступал как сверхъестественное существо, большой колдун и великий маг, которого по жизни ведет гений, его тайная сила, открывающая ему все чудеса мира. Такой подход позволил ему захватить полностью в свои руки эту ученую, весьма разумную во всем, кроме своих капризов, женщину. Как он признается, он часто дурно использовал свою власть над нею. В старости он краснел от этого, и «чтобы покаяться» в том, что его тяготило, хотел рассказать «всю правду» в своих мемуарах.

Величайшей химерой маркизы была ее слепая вера в возможность связи с элементарными духами, гениями. Обманщик только укреплял ее в этом суеверии и использовал его.

Казанова намекнул о всезнание своего гения Паралиса. Он начал с ней свою старую игру в пирамиды. Он позволял ей самой находить, что она ищет, вначале в цифрах, потом в словах. Она получила, что знала: свой шифр.

Он «увлек ее душу, ее сердце, ее дух и все, что оставалось здравого в ее разуме».

В последующие недели, он почти ежедневно обедал с маркизой д'Урфе наедине; слуги считали его супругом или любовником, так долго они были друг с другом. Госпожа д'Урфе считала его богатым. Она думала, что он стал директором лотереи, чтобы лучше хранить инкогнито. Она верила, что Казанова обладает камнем мудрости, силой, способной общаться с духами первоэлементов, что он мог бы сотрясти мир и принести Франции счастье или несчастье. Инкогнито он держит из боязни быть схваченным, если министр выследит его. Это открытие ее гений сделал ночью. Она не понимала, что Казанова с такой чудовищной мощью мог бы все предвидеть, мог бы все предотвратить, короче, она страдала непоследовательностью во всем, что с помощью чуда, колдовства, веры в бога или веры в разум стремилась сделать себе все подвластным. Ее гений сообщил, что Казанова не может позволить ей разговаривать с духами первоэлементов, потому что она женщина, а с ними могут общаться только мужчины, чья природа совершенна, но Казанова мог бы с помощью определенной операции пересадить ее душу в тело новорожденного мальчика, родом от философской связи либо бессмертного со смертным, либо обычного человека с гением женской природы.

Казанова охотнее бы излечил госпожу д'Урфе от помешательства; но он считал ее неизлечимой и укреплял в безумии, чтобы извлекать из него выгоду.