Казанова

Он тотчас бы поехал в Париж, но представился случай быть пророком против своей воли: на бирже узнали, что судно, купленное господином Хопе за триста тысяч гульденов, пришло в Мадрид. Хопе тотчас застраховал на небольшую сумму его плавание от Мадейры до Текселя. Казанова уже мог распоряжаться своими десятью процентами дохода.

«Теперь», сказал ему Хопе, «вы достаточно богаты, чтобы сравняться с нами, и благодаря своей каббале, вы в несколько лет будете еще богаче. Я стану вашим агентом, мой друг, вашим пайщиком, а вы станете моим сыном, если моя дочь захочет этого и вам понравится.»

Эстер сияла от счастья. Но непреодолимое сопротивление любому браку заставило его надолго замолчать, наконец он высказал благодарность и любовь, только вначале он должен быть в Париже из-за своих правительственных дел, после возвращения в Амстердам его судьба решится. Этот длинный доклад понравился всем: Хопе, его дочери и Казанове.

Через восемь дней Хопе предъявил ультиматум: Франция теряет девять процентов, Казанова свои комиссионные.

Казанова написал д'Аффри и Шуазелю, что он не может заработать на таких условиях, и его издержки тотчас должен компенсировать Версаль. Он проводил все дни с Эстер, каждый день все влюбленнее и несчастнее. Она любила его, но больше из принципа, чем из темперамента, и позволяла лишь то, что ничего не значит: поцелуи. Желание приводила его в ярость. Как все так называемые порядочные девушки, она говорила, что он конечно не женится, если она до того даст ему счастье. Как жена она будет принадлежать ему полностью. Наверное, у него есть сентиментальные связи в Париже. Он признался в этом, желая потерять все, лишь бы добиться ее.

Он лгал. Он не мог представить свою жизнь в Голландии. Через десять-двенадцать дней д'Аффри написал, что он должен быть готов продать королевскую движимость частями за восемнадцать миллионов двести тысяч франков.

Наступил час расставания. Эстер дала ему легко доставшиеся: двести фунтов стерлингов, пятьдесят сорочек, пятьдесят платков, вексель отца в сто тысяч гульденов на парижский банк и расписку на двести тысяч гульденов, которые он мог занять у банка.

Не любовь к Манон Балетти, говорит он, а глупое, смешное тщеславие блистать в Париже побудило его покинуть Голландию. Через пятнадцать месяцев после Свинцовых Крыш он все еще не изменился. Некоторые моральные болезни так же неизлечимы, как и физические. Он поклялся Эстер вернуться к концу года.

В Гааге он завершил дело с послом и обедал с Терезой, которая в Роттердаме должна была передать ему сына. Он купил у Боаса бриллиантов и камней на сорок тысяч гульденов. Он любил драгоценности и при случае торговал ими.

В Париже он снял роскошное жилище на улице Монторгейль и разыскал Берниса, который отправил его в Версаль к Шуазелю и Булоню. Он совершил чудо, пусть они удивятся и отстанут от него. Шуазелю он может сказать, что Бернис посылает паспорт Вольтеру, которого король делает своим камергером.

Вместо Версаля Казанова вначале направился к госпоже д'Урфе. Ее гений уже предсказал его появление. Она задрожала от радости при новости, что он привез из Голландии двенадцатилетнего мальчика, которого хочет отдать в лучшую школу Парижа.

«Кто он? Как его зовут? Я должна его видеть! Почему вы не взяли его с собой? Он говорит по-французски?» Казанова хотел привести его послезавтра.

В Итальянской Комедии он нашел Сильвию с Манон в их ложе. На поздравление Сильвии он сказал, что работал в Голландии для Манон. Манон опустила глаза.

В одной из лож амфитеатра но увидел госпожу К.Ц.В. с семейством. Она была гречанкой, вдовой англичанина, от которого имела шестерых детей. По ее настоянию он незадолго до смерти принял католичество, чтобы спасти свою душу, тогда как она и ее дети вскоре после его смерти, стали прихожанами англиканской церкви, чтобы спасти наследство в сорок тысяч фунтов стерлингов.

Пять лет назад в Падуе Казанова был влюблен в старшую дочь, когда они вместе играли комедию в любительском театре. Несколько месяцев спустя госпожа К.Ц.В. отказала ему в Венеции от дома. Но он в то время был занят К.К., М.М. и девушкой К.Ц.В., которой было лишь пятнадцать лет и которая была совершенной красавицей, прекрасно сложенной, ученицей Альгаротти, камергера Фридриха II Прусского.

Густав Гугитц и Шарль Самаран доказали, что под инициалами К.Ц.В. скрывалась Джустиниана Винн, позже ставшая графиней Орсини-Йозенберг, женой австрийского посла в Венеции. Она родилась в Венеции в 1736 году, как дочь Анны Гаццини и сэра Ричарда Винна, который женился на Гаццини только три года спустя.

Джустиниана сразу узнала его, ее мать махнула ему веером, он подошел к ним, они пригласили посетить их в отеле Бретань (как пишет Казанова, или отель Голландия, следуя письму Джустинианы к Меммо). Джустиниана в двадцать лет была очень хороша. Его любовь проснулась одним ударом. Он предложил ей свои услуги. Джустиниана знала о его богатстве из его письма к Андреа Меммо на шестнадцати страницах.

«Мы очень рады», сказала она, «потому что всегда любили вас.»