Казанский Каин

В сыне Андрей Филоненко не чаял души, а потому покупал ему всевозможные игрушки, в том числе и заводные французского и немецкого производства. Особенно Гене нравились заводные автомобили. Их у него было около десятка – в них он мог играть часами, устраивая гонки, аварии и прочие дорожно-транспортные происшествия. У него одного из первых в городе появился отечественный детский велосипед ленинградского производства, чем Гена невероятно гордился. Когда дворовые пацаны просили у него дать прокатиться – он охотно соглашался, чувствуя себя при этом столь же счастливым, как и разъезжающие на велосипеде подростки. И еще он очень любил отца, к которому был сильно привязан.

Арест отца (к тому времени главного экономиста судоремонтного завода), случившийся в декабре 1937 года, когда Гена был уже студентом восстановленного не так давно Одесского государственного университета, обрушил в бездонную пропасть все его жизненные устои. Следственные органы начали было подбираться к матери Геннадия, даже дважды вызывали ее на допрос. Но вот посадить не успели: Ежова на посту наркома внутренних дел сменил Лаврентий Берия, и в одесском НКВД стали заводить дела уже на чекистов, служивших при Ежове.

В вуз Геннадий более не вернулся, скрипка тоже была отложена в сторону, на потом… А затем и напрочь забыта, ибо теперь было не до музыки. Последующие три года он работал грузчиком в гастрономическом магазине, разнорабочим на фабрике игрушек, учеником такелажника на джутовой фабрике… Вечерами и в выходные дни он был предоставлен самому себе. Еще оставалась некоторая надежда, что отец вернется, но вскоре из Интинского исправительно-трудового лагеря пришло скупое сообщение о его безвременной кончине.

Всю ночь он не спал, размышлял, без конца перечитывая полученное из лагеря письмецо. Следовало что-то делать. А когда решение пришло, крепко уснул.

Первой его акцией был подрыв памятника Ленину в самом начале улицы Петренко. Филоненко раздобыл старую динамитную шашку, кусок бикфордова шнура, аккуратно присоединил его к торцу шашки и, выбрав ночь потемнее, «пошел на дело».

Владимир Ильич в полувоенном френче с отложным воротником (как на некоторых фотографиях в его последние годы жизни) сидел на небольшой скамейке, подогнув правую ногу и выставив вперед левую, и держал на коленях большую раскрытую книгу. По правую руку от него сидел мальчик лет восьми-девяти и внимательно смотрел в книгу. По левую – стояла девочка лет шести, в короткой юбочке и не спускала взора с Владимира Ильича.

Гена огляделся, подошел к скульптурной композиции и сунул шашку в пространство между скамейкой и отставленной левой ногой Ильича. Потом запалил бикфордов шнур, отошел шагов на двадцать и замер.

Взрыв был не таким уж и громким, как ожидалось. Убедившись, что динамитная шашка сработала, Геннадий скорым шагом прошел вниз по улице и свернул в сквер 9 Января – попробуй-ка отыщи его в темноте среди кустов и деревьев… Позже он осознавал, что это была не акция, а скорее мальчишеская выходка. К тому же взрыв не нанес существенного вреда – у Ильича отвалилась лишь часть левой ноги, обнажив кусок ребристой ржавой арматурины. Шашка и правда была старой – за прошедшие годы потеряла свой первоначальный инициирующий импульс, способствующий последующему мощному взрыву. Однако некоторое удовлетворение от проведенной «акции» Геннадием было все же получено.

Следующим «актом мести» было нападение на участкового уполномоченного старшину Бережного, принимавшего участие в задержании отца. Подкараулив Бережного, возвращавшегося со службы домой, Филоненко тюкнул его обрезком трубы по голове и забрал служебный револьвер. Что с ним делать, Геннадий покуда не знал, но был уверен, что оружие ему пригодится. А потом как-то пришел домой и выложил перед матерью деньги: две тысячи двенадцать рублей.

– Откуда деньги? – последовал вопрос.

Гена отрицательно покачал головой, давая таким образом понять, что не скажет, и посмотрел в глаза матери. Так они смотрели друг на друга полминуты, если не больше. Потом мать взяла деньги (мать и сын Филоненко после расстрела Андрея Семеновича сильно нуждались) и негромко произнесла:

– Будь осторожен…

Эти две тысячи двенадцать рублей были похищены у директрисы пивной палатки. К ее голове Геннадий, опустив козырек кепки на самые глаза, чтобы потом не узнали, приставил револьвер участкового уполномоченного. Пригодилось-таки оружие… Эта уже была далеко не мальчишеская выходка.

Потом было еще два налета.

Первый – на овощной магазин, где Филоненко, также угрожая револьвером, похитил четыреста рублей. И второй – на промтоварный магазин. Перед самым закрытием, когда в магазине был всего один посетитель, Геннадий, прикрыв лицо шарфом (стояла весна сорок первого года), ворвался в магазин. Он приказал покупателю лечь на пол и потребовал у продавца выдать ему всю выручку. Продавец медлил, потом вроде бы стал собирать деньги в холщовую сумку, переданную ему Геннадием, и в это время из боковой двери вышел директор магазина.