Через кухонный ход спускаюсь в полуподвал. Оттуда истерический крик и визги. Открыл дверь. Баба с растрепанными космами, в исполосованной красной рубахе. Вопит и с нечеловеческой силой возит за собой по корридору четверых солдат, ухвативших ее за руки. Падают и свиваются в ворчащий клубок. Я, не поняв в чем дело, кричу: - "Товари!-Щи! Что вы?! Остановитесь!" Выхватываю браунинг и стреляю в потолок - раз, два, три. Девки, что с воплями толкались кругом, разбежались. - "Давай полотенце. Вяжи ей руки". Солдат вытирает разбитый нос и, взглянув на повязку у меня на рукаве, докладывает: - "Она, товарищ, жизни хотела решиться. Ножик отняли". Баба, связанная, лежит на полу. Глаза закатила и ногами дрыгает, как саранча.
Они ей жизнь спасли. С улицы на мои выстрелы - крики и звон разбитого стекла. В дверь бьют сапогами. Напирают...
Жизнь спасли, а она брыкается, как пойманная "кобылка".
--------------
На нарах со мной рядом - новенький. Прапорщик Ефремов. Пришел на полковой митинг и со слезами (совсем мальчик) сорвал с себя погоны, кинул о земь: не желаю быть офицером, буду, говорит, с вами, товарищи, делить как брат с братом и горе и радости. - "Радости-то мало. Разве - мир!" Из задних рядов злорадно: - "Ага, защемили... барину". - "Что-ж, хлебни горячего до слез". - "А жалованье как-же?" - "И жалованья брать не будет". - "Дурак!" Вот этот дурак - буржуй и примазался ко мне. И на меня тень бросил. Лежим на нарах, говорим меж себя, а откуда-нибудь с полатей: - "Чего шепчетесь, буржуи". - "А ты, товарищ, ... ... ...".
Прапорщик ко мне потому обратился: - "Хотя вы, по внешности судя, и купец, но повидимому - человек более или менее интеллигентный. Хоть словом перекинуться". И, дивное дело, - он меня этими словами, как мальчика задел, и я тотчас ему с задором стал свою "интеллигентность" показывать. "Гимназию кончил?" - "Да!" - "Из студенческой роты?" - "Да". - "Школу прапорщиков кончил". - "Ну?" - "Так как же ты, пащенок, смеешь так говорить: "словом перекинуться". Да тебя и словам то разным для того учили, чтобы ты ими не перекидывался, как игрушками, а вон им передал самые настоящие слова". Обиженно, как девушка на двусмысленный намек: - "Я не понимаю вас, товарищ". - "И понимать нечего. Слова настоящие нужны. А если твоих слов не понимают, то выкинь их - слова твои
дрянь". Вижу, что он от меня легонько отодвигается. Вот она сила словесности: лежа плечами пожал. Ведь из романов научился "плечами пожимать". И на нарах в недоумении пожал плечами". Живого места у них нет. "В футбол в гимназии играл?" - "Нет". - "Напрасно". - "Почему?" - Вижу в глазах детскую обиду и говорю: - "Милый мальчик". Совсем рассердился. Помню и я также обижался, когда мне говорили некстати "молодой человек". Какой он мальчик - он муж, мужчина ускоренного выпуска. - "Волконского читал?." Радостно: - "Это который Далькроз?.." - "Тот самый. Помните у него о его прадеде Раевском в бою при Дашковке?.." - Не помню. - "Напрасно!" "Почему?" - А потому, что это прямо вас касается. При Дашковке Раевский повел в бой четырнадцатилетнего сына. А через три года этот мальчишка в офицерском мундире был в Париже. Его в театр не хотели пустить, потому что в партер детям нельзя. А он ответил стихами: "Ie suis jeune, il est vrai, mais aux ames bien nees la valeur n'attend point le nombre des annees". И публика потребовала, чтобы его пустили в театр". - "Мне двадцать первый". - Значит, вы маменькин сынок, если в двадцать лет слюни распускаете. Что вы думаете, тогда не было вшей? Не было сифилиса? Ужаса не было? Женщин не ... до смерти? Все было. И было прекрасное". "Ничего прекрасного я не вижу". "Значит, вы рождены неладно. Плохо-ли то, что вы на митинге плакали?" - "Я не плакал". - "И то, что слез своих сам не заметил - разве это не прекрасно? И то, что тут лежите. Или это из трусости?" Глаза его загорелись. Наконец, он обиделся, как мужчина. - "Власти над ними не бойтесь". - "Я за тем сюда и пришел, а не попрощаться".
--------------
В городском сквере солдаты валяются на газоне. Почему же нет? В Англии это очень принято. Это только в крепостной России газон зеленое пятно для глаз. Зачем солдат распоясанный? Распущенность! Но позвольте: в цейхгаузе ни одной летней гимнастерки. Жарко. В баню не водят. Распоясаться - немножко продувает. И полегче. Если не будут водить в баню, начнется вторая революция. "Долой свободу и вшей" - будет ее лозунгом. И блохи. Сколько блох! - Я на бульваре видел вчера даму. Она сидела на скамье под солнцем, спустив с плеч белую кофточку. И подставила плечи солнцу. И грудь обнажена до половины. Плечи загорели: видно, она не в первый раз берет тут в общественном саду солнечную ванну. Распущенность? Нет. У ней может быть "верхушечный процесс в легких", а может ли она теперь поехать на курорт, в санаторию? Да все санатории