Читаем Казейник Анкенвоя (СИ) полностью

- Бойлерная, - он ткнул желтым ногтем в начертанную красной тушью схему. «Красное и желтое. Цвета живописной Испании, - я вспомнил, когда был там последний раз, - никогда я там не был, а мог побывать. И в Италии мог бы. В Риме. На кой бес я откладывал? Чтобы теперь отправиться в увлекательное путешествие по коллектору?».

- Хорош курить, ваше преподобие, - Матвеев тревожно глядел на мутные струйки воды, сбегавшие изо всех щелей на стенах и с потолка. - Засыплет.

С короткой лесенки он прыгнул в длинную прямую кишку подвала.

- Я не ваше преподобие, - известил я спасателя Матвеева, поспевая за ним. - Удивительно, что неоновые трубки еще светятся.

Трубки погасли при первом же упоминании. «Вот это правильно. Так и должно быть - сказал я себе. - Нехрен удивляться по мелочи, когда ты, олух, собором Парижской Богоматери пренебрег. Ты бы Суздаль посетил, в Киев бы съездил, а потом бы дивился чудесам подвальных миров». Вспыхнула обернутая паклей ножка стула, нащупанная в темноте Матвеевым. Паклю нарвал он с утепленной трубы отопления, растянувшейся на чугунных костылях, вбитых в штукатурку.

- Замкнуло, - сказал Матвеев. - Подстанцию. Или здесь уже влажность за стеной в маркированный провод просочилась. Свинцовый кабель сюда брошен через коллектор из комбината. В коллекторе бетон мы плотно связывали.

- И где он, твой коллектор?

- Здесь.

Матвеев пинком свалил дверь, помеченную словом «Абакан». В Абакане я тоже не успел побывать. Но до бойлерной мы добрались. Еще одна широкая, но вертикальная труба, пронзавшая бетонный пол, уходила куда-то к вершинам канализации.

- Ну и где твой коллектор?

- Центральный стояк, - Матвеев ударил сапогом по трубе, и достал из бокового кармана ветровки до боли мне знакомую двухсерийную гранату. - РГД-5. Если повезет, скоро мы будем в коллекторе, епископ.

- А вторая где?

- У Дмитрия Кондратьевича. Мы с Чеченской войны все поровну делим.

Матвеев передал мне ножку стула с догоравшей паклей и сноп запасной обмотки. Настал черед его спасательных шаровар. Из-под широких клапанов явились молоток и стамеска с металлической рукоятью. Матвеев, присевши у основания стояка, начал долбить стамеской вплотную к трубе углубление. Куски цемента, выбитые Матвеевым, откладывались рядом. Дело было кончено в три минуты. Дальше Матвеев снял предохраняющее кольцо, поместил РГД-5 в углубление, прижал взрыватель внутри ямы подходящим куском цемента. Далее заложил кусками цемента все углубление, так, что над полом остался торчать лишь металлический штырь с притесненным к нему взрывателем.

- Растяжка, - сказал Матвеев, извлекая дополнительно из-под клапана моток стальной проволоки. Проволока в его сильных выученных пальцах закрутилась вокруг взрывателя, протянулась в кишку подвала, и мы покинули бойлерную.

- Будьте готовы, - подмигнул мне спасатель при слабом освещении.

- Не будем, - ответил я. - Мы с тобой не бефстроганов. Нас никто не приготовит, Матвеев, и не съест на ужин. А съест, подавится. Когда подавится, тогда мы с вами в Абакан поедем, товарищ Матвеев.

- Почему бы и нет?

Матвеев дернул растяжку. Грохнул взрыв. Кишка подвала дрогнула. Из бойлерной вылетела туча пыли с обломками цемента. Пока оседала пыль, Матвеев делился со мной воспоминаниями о том, как рвались гранаты и фугасы на осажденных улицах Грозного. Матвеев рассказал, как они с Полозовым ушли добровольцами на эту «гражданскую» войну. Как назвать еще войну, в которой из местного населения участвует больше гражданских, чем военных? Полозов и Матвеев, запасные сержанты внутренних войск, записались в действующую армию на год по разным причинам. У Митиного сынишки, в котором родители души не чаяли, к 12-ти годам врачи обнаружили врожденный порок сердца. Денег на операцию у Полозовых не было. И Митя подписал типовой контракт. Суммы, положенной по контракту за освобождение Чечни от Ичкерии, хватило бы на операцию в Москве. Но московские хирурги рекомендовали оперировать сына в Германии. Порок сердца у мальчика был тяжелый. Благополучного исхода никто бы не гарантировал и в Германии, однако тамошние клиники имели более передовое оборудование, и более опытный персонал.

- Короче, я тоже записался. Я парень холостой. Думал, денег с двух контрактов на Германию хватит, - Матвеев закурил, взял у меня ножку стула с горящей паклей четвертой или пятой обмотки, встал и осветил потолок. Прямая кишка над нами уже прогнулась и набухла от влаги. Вода больше не струилась. Она сбегала ровным тонким слоем с обеих стен.

- Короче, надо валить, - подвел итоги осмотра Матвеев.

Мы устремились в бойлерную. Потолок при беглом смотре там тоже набух и протекал. Похрустев осколками сырого цемента, засыпавшего полы бойлерной, Матвеев присел у стояка. Я поспешил к нему. Результаты взрыва мы оценили по-разному. Я на «отлично», Матвеев на «хорошо». Я уже мог протиснуться сквозь отверстие в коллектор. Более крупный Матвеев еще не мог. Присевши у воронки, он обстучал молотком острые края цемента, и наши с ним оценки уравнялись.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее