Казейник Анкенвоя (СИ)

- Хочу, - подтвердил я свои намерения. - И хочу, чтобы вы уяснили, Зайцев: своей автобиографии не бывает. Бывает своя биография. Или автобиография. Но как вы редактор, вы могли этого не знать.

За бессмысленной возней с редактором, я совсем позабыл о присутствии его благоверной. Так она тихо себя вела. Оказалось, она убивала время за чтением газеты.

- Вот же. Здесь опечатано происшествие, - Дарья зачитала вслух криминальную выдержку. - «Эта жалкая тройка матерых злодеев заранее спланировала момент, когда в «Нюренберге» останется мало народу. Каждый из них сыграл свою роль в трагическом фарсе, разыгравшемся на виду полусотни очевидцев. Славянский иуда Агеев, осквернитель хоругвей и заповедей ордена, прикинувшийся паршивой овцой среди стада, зарезал в туалете милиционера Щукина, переоделся в его мундир и ограбил кассу магазина в предварительном сговоре с так называемым продавцом Филипповым. Последний отброс этой комедии масок, некто Флагман из бюро ритуальных услуг цинично выносил награбленные деньги в гробу с телом убитого Щукина, когда подоспевший наряд анархистов задержал всю шайку в непосредственной близости от места преступления. Магазин «Нюрнберг», известный широким потребителям как лидер продаж лучшей в мире водки «Rosstof», создаваемой по утраченным русским рецептам из зерна высочайшей отчистки…». И так далее. И подпись: главный редактор Евгений Зайцев. Дарья отложила газету.

- Как же ты говорил, Евгений, что Максимович убийца?

- Это политика, Даша, - Зайцев покинул свое укрытие, встал и отряхнул испачканные пылью брюки. - У духовенства в Казейнике высокие покровители.

- Прощайте, Дарья. Спасибо за хлеб-соль, - я положил ей на плечо руку, но Дарья стряхнула мою руку.

- Я отвезу вас, - Зайцев, опережая меня, устремился к люку.

- Останься, Евгений, - Дарья встала. - Мы должны выяснить.

- После выясним, - отмахнулся Зайцев. - Лодка за мной числится. С меня спросят. Я должен статьи писать, а не объяснительные записки.

Голова редактора исчезла в квадратном проеме. Я медлил. Дарья направилась к раковине, включила воду, и стала жестоко отдраивать залитую кофе медную турку. Я подошел к ней. Хотел что-то сказать. Как-то успокоить. Но как?

- Есть женщины, произошедшие от Лилит, - я снова тронул ее за плечо. - И есть женщины, произошедшие от Евы. Те, что от Евы, до конца дней своих плавают в кильватере своих мужчин. Те, что от Лилит, способны сами изменять свою жизнь, товарищ Дарья.

Она застыла. Я чувствовал, как напряглась ее спина. И вот она снова драила турку, будто хотела разбудить дремавшего в ней исполнителя желаний. Но, передумав, она развернулась, и прижалась щекой к моему чужому пуловеру.

И вцепилась в него ловкими своими пальцами.

- У меня дурное предчувствие.

- Пора бы ему объявиться, - сказал я, проведя ладонью по волнистым ее длинным волосам. - Пора ему объявиться, Даша. Ему бы давно пора объявиться.

- Как давно?

- Пять лет назад, - сказал я. - Пять лет и два месяца.

Я отцепил ее пальцы, и пошел прочь из мансарды, мастерской и, вообще, из института. Я его бросил. Профессия эколога утратила смысл. Слово «экология» занесено было мною в группу мертвый языков. Я занес его туда как инфекцию, способную поражать умы наивных домоседов, но никак не реалистов, совершивших паломничество в Казейник, обреченный смерти.

ЗВЕРЬЕ