Читаем Казейник Анкенвоя (СИ) полностью

Я покинул студию, обремененный грузом бессмысленных знаний, и снова полез на крышу института. Я надеялся высмотреть каких-либо рыбаков из Казейника.

Перспектива грести в поселок на дверной коробке не особенно меня радовала.

Рыбаков с утра хватало. Кто на челноке с багром, кто на плоту, сплетенном из бревен и ящиков. Какая-то шустрая артель промышляла на баркасе с лебедкой.

Удили мебель, одежду и прочую хозяйственную утварь. Но все как-то в крайнем отдалении. С полчаса я прошатался по крыше, проорал, охрип, и положил уже рассчитывать на себя, когда набрел на отличную резиновую лодку с мотором.

Место ее швартовки у оконной рамы нижнего этажа я раза четыре проходил. Стало быть, лодка причалила, пока я на другом краю вел односторонние переговоры с командой баркаса, поймавшего крупный шифоньер. Шифоньер, клюнувший на якорь лебедки, сопротивлялся. Артельные суетились, мешали друг другу, и крики мои, усиленные маханием бинокля, отзвучали вхолостую. Не было ни гроша, да вдруг целковый. Соблазн угнать моторку был велик. Я уже начал разоблачаться, чтобы сбросить в нее одежду, и захватить ее самым пиратским образом, нырнувши с крыши, как задался вопросом: а где управляющий? Управляющий лодкой мог приплыть только к Дарье. А, значит, или муж ее Зайцев, или бес его знает кто. В поселке уголовников хватало. Так и так получался свинский поступок. Бросить в беде гостеприимную Дарью, или же угнать у ее супруга транспортное средство было бы низостью от меня.

Надевая пуловер, я поспешил спуститься в мансарду. Интеллигентного вида юноша в очках и с родинкой на шее бережно выкладывал из портфеля пакеты, завернутые в масляную бумагу. Пакетов я два начитал. Дарья один развернула и поцеловала юношу в щеку.

- Ты прелесть, Зайцев. Семга. Слабосоленая.

- На комбинате премировали, - юноша кончиком пальца выровнял очки на переносице. - За передовую статью «Ренессанс окружающей среды»

Юношу я узнал. Юноша оказался тот самый, что интимно беседовал с Шуриком Хомяковым в «Нюрнберге». «Зайцев, стало быть, - идентифицировал я супруга Дарьи Шагаловой. - Главный редактор многотиражки. Золотое перо Казейника».

На столе, как подтверждение, лежал свернутая надвое газета. Первой на мое присутствие откликнулась Дарья Шагалова.

- Знакомьтесь, Макисович, - представила Дарья спутника жизни. - Зайцев. Мой гражданский муж.

- Вижу, что не военный.

Зайцев так же узнал меня, судя по неприязненному и настороженному взгляду. Заставши меня в собственном доме, Зайцев был, как мне показалось, напуган. И точно разочарован. А я уже подошел к нему вплотную. Редактор скривил губы и подал мне вялую руку, испачканную маслом.

- Зайцев.

- Дед Мазай, - пожать руку мужчине умнее, добрей и привлекательнее себя почитаю за честь, даже если она рыбой воняет. - Ваша лодка под окнами?

- Это Максимович, - Дарья поспешила с комментариями. - Бывший сотрудник института. В командировку приплыл за лабораторным оборудованием.

- Это не Максимович, - гладя в сторону, редактор нащупал на крючке вафельное полотенце, и вытер ладони. - Это монах из поселка.

- Вы монах? - Дарья укоризненно посмотрела на меня.

- Монах, - отозвался я. - В черных штанах. Отвезите меня в поселок, Зайцев. Я вам заплачу.

- Из награбленных денег? Ты налетчика пригрела, Дарья. Мне стыдно за тебя. Он позавчера «Нюренберг» ограбил в присутствии роты вооруженных славян. Участкового Щукина зарезал. У Агеева отвертку отобрал. Сто двадцать тысяч рублей унес деньгами, да водкой. Дарья как стояла, так и села на стул.

Я почувствовал, что она вот-вот расплачется. Но она выдержала характер. Она терпеливо ждала от меня объяснений, каких, однако же, не последовало. Я не намерен был ее в чем-то разубеждать. Я не совершал того, что приписывал мне Зайцев, и не набивался в Максимовичи. Как и в монахи, прошу заметить.

- Ты спала с ним? - уши Зайцева вдруг зарделись. - Почему на нем кофта моя наружу внутренней стороной?

Пуловер его я, действительно, напялил в спешке наизнанку.

- Он взял тебя силой?

Зайцев истерично всхлипнул, как-то по-детски топнул обувью, и кинулся на меня с кулаками. В рукопашных поединках редактор не был силен. Я легко уклонялся от его хаотичных попыток заехать мне по физиономии. Он впустую перемол кучу воздуха, постарался боднуть меня затылком в живот и расколотил занимавшую угол мансарды фарфоровую вазу. Зайцев посидел в своем углу, восстановил дыхание, и снова ринулся в атаку. Уверяю вас, ничто так не поощряет агрессию, нежели как пассивное поведение жертвы. На исходе четвертого, приблизительно, раунда Зайцев удачно лягнул меня в больное колено. Короче, надоела мне этот честный бой. Без особенного размаха я саданул ему в челюсть, и Зайцев укрылся под обеденным столом.

- Послушайте, Зайцев. Вы отдаете себе отчет, насколько может быть опасен человек, который грабит с отверткой винные магазины?

Он промолчал, буравя меня из-под стола взглядом, исполненным лютой злобы.

- Тогда отдайте мне ключ зажигания от моторки.

- Двигатель стартером запускается, - угрюмо ответил редактор. - Хотите еще и угон в свою автобиографию внести?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее