Казейник Анкенвоя

Намекая, что тема исчерпана, Борис Александрович демонстративно извлек из-под сиденья толстый номер газеты «The Times». Развернул. Углубился.

Хмыкнул. Повернул ко мне заметкой.

- Прочти.

- Я только по-немецки читаю.

- Дочь изобретательницы лекарства от старения погибла при испытаниях препарата. Лекарство помогло. Теперь дочь этой суки не состарится. Люблю англичан. Ты остаешься?

- Подумаю.

- Подумай. Митя присмотрит за тобой. Партию в нарды?

- Можно.

Мы сыграли партию в нарды. Потом еще партию.

А НАША РАБОТА ЗАВЕРШЕНА

К полудню ливень выдохся, уступивши место какому-то пыльному дождику. Случилось так, что в утробе левиафана я пропустил самое значительное выпадение хлябей, когда-либо затоплявших Казейник за какую-то пятерку часов, просаженных мной в обществе Бориса Александровича. С учетом высоты над уровнем суши, где прятался кит на колесиках, я даже и не сразу осознал масштаб разлива, а осознал, когда сошел только ближе к воротам свалки. Между мной и размытым периметром образовалась грязная лагуна, затянутая водоплавающими отходами. «Синтез живее пошел, - нащупал я причину измененного ландшафта, сунувшись вброд. - «Кениг-рей», скоты, подключили». Закуренная мной ростовская сигарета оттянула скверную перспективу брести к поселку по грудь, а то и по шею, а то и вовсе плыть в холодной гадости. Внезапное спасение нагрянуло в образе водяного патрульного скутера с лобовой эмблемой земских масонов. Управлял им рыцарь плаща и шлема. И темной полумаски. И резиновых штанов. Ловко махнувши над затопленными воротами, он легко размел на пути мусорные препятствия и заложил вираж на мелководье, окатив меня грязной волной. Тогда управляющий вознес полумаску на шлем защитных цветов и стал заново Митей-анархистом.

- Ты, чего в болото по колени уходишь, твое преподобие? - осклабился он, газуя то ли от избытка возбуждения, то ли бензина. - Здесь форель таскать запрещается. Здесь она только в Карелии дрейфует.

- Клевый байк.

- Четыре такта. Китайский сбор.

Мите было лестно, что я оценил по достоинству его технику. Мне было лестно, что за мной приехали. Бог весть, когда за мной не приезжали.

- А где Виктория?

- А везде Виктория, - продолжил искрить мой спасатель. - Кругом победа секса над унылыми буднями. В данный момент у бургомистра. Возглавляет комитет по ликвидации последствий наводнения.

- Много последствий?

- Крепче всех орду николаевскую накрыло, - Митя засмолил косяк от моей чужой сигареты, и с наслаждением затянулся. - В Белфасте пиво так не разбавляют пленным солдатам Ее величества.

- Был?

- Оффшорная полоса. Сопровождал хозяина с видом.

- Тегеран? Бейрут? Бильбао?

- Тебе откуда известно?

- Твоему хозяину партнеры нужны.

- С чего ты решил?

- Всем партнеры нужны.

Митя, которому партнеры были не нужны, капитально задумался.

- Ну, а что Никола-чревоугодник? - сбил я Митю.

- Третий час анафему поет.

- Кому?

- Текст неразборчивый. Но смотрит в небо.

Я сел позади анархиста, окружив его талию руками.

- Правильно! Ты за меня держись, отец! - газуя, Митя отщелкнул косяк в сторону. - Кто за мной, у того колода!

Через десять минут мы ворвались на окраину, и Митя слегка сбросил скорость. Полноводные улицы Казейника активно разживались челноками, баллонами, катамаранами, спаренными из бревен, байдарками и разновидными плотиками речных обитателей. Сухопутные граждане сидели на крышах как зайцы на островах. Митя причалил к мокрому сухому клену в переулке, и мы еще раз перекурили.

- Какие потери у славянства?

- Казармы-то на холме. Плац только захлестнуло. Выше фундаментов половодья нет. «Нюрнберг» с продуктовым филиалом, те да. На пол этажа погрузились. Но и там повезло. Могила загодя приказал все продовольствие на чердаки перетаскать.

- Он что, ясновидящий?

- Он-то?

Пятерня Дмитрия невольно потянулась к затылку и соскользнула по шлему.

- Совпало, говорит. Пер типа. Ночью вышел приказ от Гроссмейстера устроить ревизию.

- На чердаках?

- Типа того. Электричества нет, а там светлее. Но в целом на духовенство ссылается. Твоими, говорит, молитвами.

- Ясно.

- А я о чем?

- Жертвы есть?

- Умеренные. Десяток избирателей смыло в залив. Четверо, не считая баб, захлебнулись по месту прописки.

- А считая баб?

- Кто ж нынче баб считает?

- Все?

- Свеча взвесился, - нехотя буркнул полицмейстер.

- Владимир? Как же это?

- Нервы. Шнурки в уборной сплел, и того. На сливной бачок заплел. Соседи говорят, записку оставил.

- Что в записке?

- Мало ли. Запиской подтерся кто-то, пока следствие вызывали.

Я просто не мог поверить, что Володя Свеча, этот пламенный поезд, наделенный двумя бесконечностями, точно пустая теплушка, скончался в каком-то зловонном общественном тупике.

- Чушь. Подлая чушь.

- Ну, ты вот что, епископ. Ты метафизикой занимайся. Продукты отмаливай или еще там что, а мирские хлопоты законникам оставь.