Казейник Анкенвоя

К моему заявлению Гусева отнеслась вполне ответственно. Как и подобает секретарю. Из прошлой нашей редакторской жизни Гусева извлекла вполне содержательный урок. Когда я запил, меня на службу и авансом не заманишь.

- Надолго запил?

- Надолго. Пока в Москву не вернусь. Веди меня к Ростову, куратор. Только молча. Еще раз калитку откроешь, я в нее плюну.

К полезным советам Виктория умела прислушиваться, и весь путь до городской свалки мы прошагали, думая каждый о своем. Мои думы, коротко изложенные в начале текущей главы, завершились у знакомых ворот из колючей проволоки, где нас поджидал уже полицмейстер.

- Доброе утречко, - при виде меня, он ухмыльнулся и поднял руки. - Холод собачий. Промок до исподнего. Не тяни резину, товарищ епископ.

- Я пленных не беру.

- У меня их и нет, - весело отозвался Митя. - Давай, обыскивай. Холодно.

- Зачем?

- Ты завязывай комедию ломать, преподобный. К Борису Александровичу в гости без обыска не ходят.

- А ты в гости собрался?

- Вряд ли.

- Меня боишься обидеть?

- Типа того.

- Ну, валяй, сторожевик.

Я поднял руки. Митя со знанием дела ощупал меня от шеи до сапог, приговаривая:

- Чисто формальность. А то пистолетик Щукина пропал, чисто канул. И ружьишко типа обрез. И еще пару стволов. Пол ящика осколочных гранат вообще с концами.

Но это к слову. До тебя это не относится, епископ. У тебя непротивление злу насилием. Ты, вон, даже и Филиппова заточкой пырять отказался. Всю грязную работу на других перепихал.

- А секретари у нас типа исключение? – спросил я Митю, когда он закончил меня щупать.

- Какие секретари?

- Justitia nemini neganda est, - заметил я злорадно.

- Согласен. Исключение превыше всего.

- Только попробуй, - предупредила полицмейстера Виктория.

Митя попробовал. Обыск затягивался. Наконец, Вика вздрогнула всем телом, издавши короткий стон, и отвернулась.

- Вот и все. Вот и ладно.

Полицмейстер зачем-то вытер мокрым носовым платком такие же мокрые ладони, отомкнул замок на воротах, и пропустил меня с Гусевой на свалку. Мусорный массив и узловатое ущелье между ним остались прежними. Но ротвейлеры исчезли. Мы давно пропустили место, где обрушилась на меня дикая домашняя свора, но псы-оборотни так и не повылезли.

- Где ротвейлеры? День пограничника отмечают?

- В загоне, - отрезала скупо мадам Вергилия.

И, погодя, все ж таки прибавила к отрезу.

- Они только Бориса Александровича слушаются.

«Лишняя прибавка, - смолчал я, глядя под ноги во избежание битого кафеля и стекла. - На двадцать верст любая живность его только слушается». Мы обогнули пропасть отходов, одолели подъем к седловине меж двух помойных гор, и предо мною внезапно распахнулось чистое пространство, выложенное каучуковыми плитами. Метрах в пятидесяти хода стоял белый представительский лимузин размером со среднего финвала. Как и впервые, когда ступил я на улицы Казейника, отчего-то мне вспомнился именно кит, приютивший и обогревший Иону, сброшенного язычниками за борт после жеребьевки. На крыше кита была установлена спутниковая чаша. Тонированные скважины кита были наглухо задраены. Кит настолько забрал мое внимание, что я не сразу приметил взвод ротвейлеров, молча бродивших за стальными прутьями просторного вольера на отшибе упругой возвышенности. У клетки были штабелями сложены мешки собачьего корма. Ответственный секретарь уже топала к белому левиафану.

Чуть погодя, я нагнал ее. Самая задняя дверца кита бесшумно распахнулась. Вика-Смерть замерла на страже отверстия. Нагнувши свою плешь, я сунулся в механическое брюхо. Анкенвой тонул в кожаных подушках на боковом сиденье уютного кишечника, покуривая, как мне и представлялось, благовонную сигару.

Он изменился. Прибавил килограммов пятнадцать-двадцать, и лет на тридцать постарел, хотя не виделись мы лишь половину из них. Остальное все прежнее: короткая стрижка, синева вместо щетины, костюм, белая рубашка, стильный галстук, завязанный сухопутным узлом, туфли в тон с носками. Тот же взгляд. Обманчиво ленивый. Против бокового сиденья, в какое он погружался, была установлена панель с мониторами. Всего тридцать два монитора: четыре вниз и восемь по горизонтали. Все, помимо крайнего, крутили сериал из жизни Казейника. По крайнему шла трансляция матча между футбольными командами «Нюрнберг» и «Штутгарт». Среди прочих фамилий, как раз выходящих на второй тайм, диктор объявил Саенко. «Значит в записи, - оценил я обстановку, - Саенко давно уже играет за московский клуб «Спартак». Значит, в прямом эфире его спутниковый телевизор только помехи транслирует». В салоне, полностью обитом вишневой кожей, было еще заднее сиденье, на которое он мне и указал угольком сигары.

- А ты пока собачек покорми, - сказал он Вике так, что едва ли его можно было расслышать снаружи за шумом дождя. Но ответственный секретарь все же расслышала, и направилась к загону. Я прикрыл дверцу.