Казейник Анкенвоя

Анкенвой 365-го дня тогда уже постоянно держал за собою в одном из наиболее фешенебельных отелей Москвы пентхаус для приема иностранных делегаций и персон под номером VIP, арендовал реактивный самолет для срочных вылетов на Багамские острова по делам своих вкладчиков, и, кажется, яхту «Президент» с крейсерской скоростью 18 узлов. С учетом арендованных скоростей Борис Александрович взлетел так высоко, что рассмотреть я его при моем слабом зрении уже более не мог, и более мы не виделись. Пресса, публиковавшая интервью с Анкенвоем 365-го дня или восторженные панегирики его годовым благотворительным акциям, вскоре умолкла. Громких судебных процессов, связанных с его именем, не гремело. Какая-либо информация в, казалось бы, вездесущем Интернете отсутствовала о нем, точно и не существовало в помине Ростова Бориса Александровича. Конечно, я вспоминал его за пятнадцать лет разлуки. В моем воображении он покуривал ручной катки на девичьих животах сигару где-то на гасиенде в аргентинских джунглях, потягивал скотч, и, возможно, читал последние 63.242 из моих опубликованных знаков. Но я с вами, господа агностики. Видать, минули не пятнадцать лет, а вся тысяча, и вышел сатана обольщать народы по четырем земляным углам.

ЛЕВИАФАН

Где-то везде я слышу: «убивает не оружие, убивает человек». Вопрос. Убивает ли человек, создающий оружие? Если да, то до какой степени он убийца? До степени кандидата, доктора, члена-корреспондента? Ученые - публика спортивная. Как и легкоатлеты по тройному прыжку ученые обязаны достигать. Достиг, ты ученый. Не достиг, ты лжеученый, порочащий флаг, значок, твоего учителя и сам предмет. О пользе науки из китайского фольклора известно следующее: наука полезна умным господам. Глупым господам наука вредна. Умный господин есть господин, умеющий отличить разные штуки, рассуждающий критически и совершающий глупости по объективным причинам. Глупый господин есть господин, поддающийся стадному инстинкту, массовой агитации, различным порывам, и совершающий глупости, следуя природе своей. Каких господ на белом свете больше отрасль науки статистика не сочла. К тому же ученые за чужую глупость не отвечают. И это правда. Любой глупец подтвердит. Спросите любого глупца: «Зачем ты, любой глупец, первое начало термодинамики применил, и тем уничтожил крупную цифру народа?». Он ответит вам: «Чтобы сломить врага, сокративши количество потерь среди мирного населения». То есть, мы (а глупец всегда отвечает от лица коллектива) убили сразу максимально больше публики, чтобы сократить среди нее количество потерь. Разве ученый выступит с глупым заявлением: «цель оправдывает средства»? Да Господь с вами. Любому ученому, в отличие от политика, известно, что цель, особенно пораженная наповал, лишена дальнейшей возможности оправдывать средства. И вообще что-либо осуждать или оправдывать. Такие примерно мысли осаждали меня ввиду неизбежного разговора с Анкенвоем относительно производства русско-немецкой лавочкой RM20/20.

С утра меня разбудил стук в дверь. Стучали настойчиво и с паузами, как будто прислушивались. Давно, видать, стучали, мерзавцы. Первая ночь из всех, проведенных в Казейнике, когда мне обломилась возможность нормально выспаться. В паузах Вьюн похрапывала за проницаемой занавеской. Видать, на спине устроилась. Видать, ночью к ней штык-юнкер прошмыгнул. Я протер ладонями органы зрения, накинул согретое одеяло на плечи и раздраженно дернул засов. Дверь на образцово смазанных петлях отворилась внутрь сама собою. У порога топтался вчерашний охранник знамени с очередной повязкой желтыми буквами на рукаве: «дневальный».

- Что надо?

- Вас дама ожидают на плацу, господин епископ.

- Какая к дьяволу дама?

- Ответственный секретарь.

- Ответственный за что?

- Не могу знать, господин епископ.

До меня, наконец, дошло. Ответственно секретарствовать, за что бы то ни было, в Казейнике могла только Виктория Гусева. «Зря к парню прицепился. Он и без меня из нарядов, кажется, не вылезает. Белки совсем красные, физиономия обратно белая в муку, ноги еле держат. Видать, Перец, его муштрует за какую-то провинность, - подумал я, вскользь глянув на бойца, суетливо обыскивающего собственные карманы. - Дневальный. Он и дневальный, он же и ночевальный».

- Нашлось, - боец протянул мне сложенную бумагу, найденную в результате за отворотом форменной черной кепки. - Пропуск велели срочно доставить. Сказали, господин епископ догадаются.

Я развернул бумагу. «Ну, приходи. Борис». Таково было краткое содержание пропуска, подписанного Анкенвоем.

- Как ты ко мне обернулся? - складывая записочку, я, среагировал, наконец, и на «епископа». - Обратился, черт. Ты что, боец, кардинала от епископа не в состоянии отличить?

- Никак нет, ваша патриархальность! - выпучив натруженные глаза, проорал дневальный славянин. - Отличаем! В газете приказ! Официально! Уже и табличку на дверях перебили!