Казейник Анкенвоя

- Ты про философа Канта слышал? – привлек я Митю к решению спорной проблемы.

- Ну, слышал.

- «Критику чистого разума изучал»?

- Чистого разума нет, - возразил Митя со свойственной анархисту категоричностью. - А если найдется хотя бы один, лично я критиковать его отказываюсь.

- Это теория. Философский труд. Борис Александрович его изучал.

- И что? - насторожился командующий армией спасения, заподозривши меня в каком-то скрытом подвохе наподобие подкладывания свиньи.

- Там Кант вывел термин. «Вещь в себе». Ding an sich. Некая вещь, сущность и смысл которой только ей одной и понятны. Это упрощенное толкование.

- Короче, епископ. Время нет.

- Верно. Времени у нас маловато. Так вот. Для твоего хозяина поселок здешний пока что вещь в себе. Ростова подобная концепция устраивает. Как только эта вещь выйдет из себя, его подобная концепция перестанет устраивать. Так что ты, Митенька, загони эту вещь обратно. Выдай смутьянам коробок полста баночного пива, и водки выдай коробок двадцать. Реши проблему, пока они всем табором не двинулись на химическую фабрику пивные трубы чинить.

- В принципе, «Нюрнберг» ордена юрисдикция. За него Словарь отвечает.

- Пока не отвечает. Но пора бы ответить.

Дмитрий Кондратьевич задумался, пощупал нос, выдернул из полировки стилет Могилы, и потащился решать проблему. По пути заглянул к Анечке Щукиной, и передал ей пару ключей с брелоком.

- Скутер у Германа сидит на цепи. По городской эмблеме легко узнаешь. Четыре такта, учти. Китайская сборка. Меньший ключ от зажигания. Остальные от замка.

Щедрый жест. Не ждал я, признаться. Командующий покинул резиденцию.

Я докурить не успел, когда за выбитыми окнами мало разборчивое, но громкое обращение Полозова накрыло шум и свист пивных фанатиков точно взрывная волна. Ответный взрыв последовал незамедлительно. Взрыв коллективного восторга. И покатился он к чертовой бабушке в сторону продуктовых лабазов, пока вовсе не стих. В кабинете остались Вьюн и я. Вернее, секретарь Гусева и я. Вьюн и Гусева после дуэли как-то взаимно не замечались. Гусева смотрела сквозь Вьюна точно сквозь призрак, но иначе, нежели Могила смотрел давеча сквозь Полозова. Вьюн же и вовсе не смотрела на Викторию. Из-за косметики, мне кажется. Как иные стараются не смотреть на рвотную лужу.

- Ты придумала, где и когда мы встретимся с Генрихом Яковичем?

- Думать нечего, - Виктория припудрила розовым порошком из пудреницы бледные щеки. - В Косом переулке, дом 9.

- И кто там живет?

- Я там живу. Моя фамилия по гражданскому супругу Максимович. Генрих давно подсел на льготный режим. По средам ко мне ночевать приходит. Сегодня среда. Утром часам к пяти заглядывай. До пяти мы любим друг друга.

Виктория ссыпала в ридикюль баночки с флакончиками, щелкнула замком и порхнула за дверь. Во истину, если и обитала в Казейнике вавилонская шлюха, то все же это была Виктория. Вика-Смерть. Кавалерственная дама трупных червей. Татарская любовница, княжеская подстилка и гражданская жена льготника Максимович. Вьюн дремала на подоконнике. Пришлось ее разбудить.

- Давай, милая. Просыпайся, - я тронул ее золотое руно. - Гони в экологический институт. Дарью Шагалову на большую землю вывезешь.

- А если она не откроет мне?

- Откроет. Она всем открывает. Она даже упырям-экологам открывает.

- А если она ехать откажется?

- У тебя наручники есть?

- Наручники для извращенцев.

- Соври, что Глухих в карьере нарыл оранжевую глину.

- Это важно?

- Да мне плевать. Важно, что вернешься ты с Дарьей Шагаловой. Вопросы?

- Лавочка имеет.

- Приводи. Но после возвращения. Пистолет оставь.

Она, помедлив, отдала мне пистолет Макарова. Или Щукина. Кого-то из них.

Я, помедлив, вернул ей фамильное оружие. В поселке было неспокойно.

«Лучше пусть она еще кого-нибудь подстрелит, но сама пусть лучше выживет. Пусть вообще если кто-либо выживет, лучше Вьюн», - решил я бесповоротно.

ЗА ДОБЛЕСТЬ И НАТИСК

Американский химик Уорф обрел узкую известность благодаря своей теории лингвистической относительности. Уорф утверждал, что картину мира в нашем сознании формирует язык. То есть, языку мы доверяем больше всех прочих инструментов осязания, зрения, обоняния или слуха. Причем, совершенно постороннему языку. В основу его теории легла пожарная статистика. О чем говорит подобная статистика? Если на бочке написано «Вода», в бочку легко бросают непогашенные окурки даже вопреки тому, что от нее за милю разит бензином. То есть, лингвистический анализ в нашем сознании доминирует над здравым смыслом и данными нам от природы органами идентификации.