Каждая мертвая мечта

Кеннет взял один из трофеев. Лампу изготовили из того же дерева, что и палубу, но внутри три ее стенки были выложены чем-то, что выглядело как перламутр. Четвертую закрывала тонкая заслонка, полупрозрачная и твердая, будто стекло. Эта стенка открывалась, давая доступ внутрь, где в углублении находилась раковина, выполняющая функцию емкости, и остатки фитиля. Лампа. Настоящая и, что важнее, действующая. Достаточно было наполнить емкость маслом и зажечь.

— Что там еще внизу?

— Какая-то… наверное комната. Тридцать на тридцать шагов, в ней несколько предметов обстановки, столы, какие-то шкафчики с полками, все прикреплены к полу и стенам. Только эти лампы я и сумел забрать.

— Двери?

— Две. Обе наглухо заперты. И все сделано из этого же черного дерева. А оно словно бы… поглощает свет. Даже когда взгляд привыкает, непросто различить подробности. Но кроме этого…

— Говори.

— Там сухо. И теплей, чем здесь, нет ветра, и снег не падает на голову.

Кеннет тоже об этом подумал. Две-три ночи на палубе — и они начнут терять силы. Но дыра во внутренностях твари, где не понять, что именно таится за дверьми, а единственный путь к бегству находится в двадцати футах над головой?

— Я подумаю об этом. Какие-то следы хозяев?

Крыса покачал головой.

— Нет. Может, кроме… Двери забаррикадированы изнутри, а эта дыра, — Олаг указал на черную щель, — была вырублена под стеной, там, где легче взобраться к потолку по полкам. Вырублена изнутри. Кто-то очень хотел оттуда выйти и одновременно делал все, чтобы нечто до него не добралось.

Глава 11

Холи брякнуло последний раз, наполняя воздух аккордом, и он еще некоторое время не желал умолкать. Кей’ла не могла надивиться, как нечто столь простое может быть наполнено такой силой. Инструмент состоял из плоской овальной коробочки, двух грифов и дюжины струн, но обладал магией, силой и очарованием. Хотя, пожалуй, только вайхир мог играть на нем так, чтобы мелодия рвала сердце и резонировала с душой.

Ее душу — рвала в клочья.

Она отвернулась к стене, чтобы скрыть слезы.

Уста Земли отложила холи на землю, подошла и поправила на ней плед так ласково, будто час назад не она довела девочку до слез; потом вернулась к игре. Кейла не понимала такого. Эта мрачная великанша с одной глазницей, заполненной шаром из черного, полированного камня, та самая, что чуть ранее перед всем племенем требовала убить Пледика, нынче стала для нее доброй опекуншей. Едва Кей’ла прилегла, заставила ее выпить густой, пахнущий травами бульон, после чего старательно укутала и, сев перед ее постелью, наполнила пространство пещеры мелодиями, которые то пробуждали в девочке облегчение, то заставляли плакать.

Играла для нее — ведь поблизости не было больше никого, хотя с тем же успехом великанша могла играть для себя, потому что, когда Кей’ла глядела из-под полусомкнутых век, Уста Земли сидела, повернувшись спиной, неподвижная, будто памятник, и только ее ладони летали над инструментом, дергая и трогая струны.

Вайхирская женщина, со строением тела столь же мощным, как и вся ее раса, хотя чуть ниже мужчин и явно их изящней, оставалась столь же опасна, как и они. Если воины были медведями, то она, с руками, обросшими узлами мышц, с плоским животом и ногами, словно полированные стволы деревьев, напоминала горную львицу. А то, как племя относилось к ней, говорило, что она — некто важная.

Кей’ла помнила, что Уста Земли была первой, кого они встретили после странствия, что длилось много-много циклов. Их небольшой отряд: Два Пальца, Черный Белый, Кубок Воды, она и Пледик — шел, казалось, без цели по этому странному миру — сквозь лабиринты черных скал, широкими долинами, где земля выглядела как выжженное стекло, взгорьями, напоминающими каменные зубы гигантских чудовищ, — все вперед и вперед. Наконец на несколько циклов странствия и отдыха они вышли на большую, плоскую, словно сковорода, равнину, где не было ничего: ни камней, ни песка, ни трещин или дыр в земле, где спрятаться. Кошмар.

Тонкая материя палаток пропускала внутрь достаточно света, чтобы девочка не могла заснуть, а потому она завязывала себе глаза, хотя это и мало помогало. Шла часами, как одурманенная, потом ложилась и проваливалась в странную полудрему, во время которой прекрасно понимала, что происходит вокруг. Ей тогда казалось, что она слышит далекий плач, стоны и рыдания, а земля вокруг поднимается и опадает, словно дыша полной грудью.

После трех таких «ночей» Кей’ла возненавидела отдых. К счастью, ее четверорукие приятели тоже нехорошо чувствовали себя в таком месте, и ей казалось, что периоды странствия становятся длиннее, а отдыхи — короче. Не жаловалась. Когда они наконец вышли оттуда и нашли уютную щель в скале, где царила полная темнота, а земля не стонала ей в ухо, Кей’ла провалилась в черный сон без сновидений, который, наверное, длился немало часов, потому что, когда она наконец проснулась, Два Пальца нес ее на плече, а они как раз приближались к селению племени Тридцати Ладоней.