Олювер фыркнул, теперь явно раздраженный. В его представлении военные советы выглядели совершенно иначе. Прежде всего в них не принимали участия бабы. Никакие.
– Эта новость может и подождать. – Варала взглянула на стол и карты. – Я что-то пропустила?
– Я спрашивала, сколько Гегхия выставила против нас слонов.
– В последние годы они держали порядка сотни боевых животных, – с сопением заговорил снова Буйвол. – Но я не думаю, чтобы эта новость имела для нас значение теперь, поскольку остальная часть армии Сехравина еле дышит под Помве.
– Я понимаю. Но что эти слоны и эта конница делают сейчас?
Сухи окинул ее внимательным взглядом. Негодник уже понял, что означает легкое изменение ее голоса. Но командир Буйволов не знал ее настолько хорошо, а потому позволил себе гримасу раздражения и с явным нетерпением принялся объяснять:
– Наверняка двинулись вперед в момент атаки, готовые раздавить убегающих из леса бунтовщиков, но их постигло разочарование. После битвы, что длилась всю ночь, главные силы Гегхии были разбиты и прорежены. А слоны и кавалерия развернулись и вошли в джунгли где-то здесь. – Он постучал пальцем в место, на которое она чуть раньше указала. – У границы. Они сейчас неважны.
– Неважны…
На этот раз и Варала, и Эвикиат взглянули на нее внимательней. Сухи злобно улыбнулся.
– Говоришь, они неважны, – повторила Деана, ведя пальцем по карте. – В нашей армии каждого слона сопровождает от пятидесяти до шестидесяти
Большой воин склонил голову. Кажется, до него начало доходить, что у него – проблемы. Деана продолжала:
– Ты говоришь и думаешь как солдат, Коссе Олювер. Как командир, имеющий только одну цель, на которой может сосредоточиться. Так думает кое-кто из мужчин, и в этом нет ничего дурного. Но перестань оставаться лишь
Госпожа Пламени легонько прикоснулась к широкой ладони Буйвола. Тот затрясся и быстро убрал руку.
– Не знаю, как у тебя с меекхом, но слово «неважно» на нем означает нечто, о чем можно не беспокоиться. А я переживаю из-за опасности, что грозит нашим селам и местечкам, из-за сгоревших плантаций, из-за грабежей и насилия. Из-за того, что даже если мы победим бунтовщиков, то, возвращаясь, застанем разрушенную страну.
– Госпожа…
– Не сейчас. Я еще не придумала, что делать с этой угрозой. Пока что говори, что с гегхийцами.
– Их остатки убежали в сторону Помве, но город затворил перед ними ворота, а потому они встали лагерем неподалеку от стен и зализывают раны.
– Сколько?
– Наши… информаторы в Помве видят лагерь Сехравина довольно хорошо и оценивают его силы примерно в шесть тысяч человек. Много раненых; кроме Рыжих Псов, ни один отряд не представляет какой-либо значительной силы. Все это – остатки пехоты, лучники без стрел, примерно три сотни всадников. Не замечена активность магов, что, впрочем, не значит, что их нет.
– Продолжай.
– Через день после гегхийцев из лесов вышла армия рабов и в несколько часов окружила город и лагерь Сехравина валами.
– Сколько их?
– Лагерь, который видят с высшей башни Помве, кажется бесконечным. Растягивается от валов, которые они насыпали, до самой линии леса. А потому… как минимум сто тысяч.
Варала тяжело вздохнула, Эвикиат сжал кулаки. Сто тысяч. Подтверждались худшие из слухов.
– Со всем уважением, госпожа. – Вуар Сампоре постучал большим пальцем в стол. – На войне число не определяет силу. И никогда не определяло.
– А что определяет?
– Дисциплина, обученность войск, вооружение, боевой дух и умения. Те сто тысяч – обычная орда, стая крыс, они опасны только своим числом.
– Так уж случилось, что бо́льшую часть этой орды составляют меекханцы. – Деана решила не вспоминать, что и ее мать была меекханкой. – И наверняка гегхийцы могли бы рассказать тебе об их дисциплине, обученности и боевом духе. О вооружении рабов – тоже, в конце концов, они ведь сами им его доставили. А об их умении? Коссе?