Каждая мертвая мечта

По мере того как вождь рабов говорил, плечи его распрямлялись, а голос становился резче. Кайлеан уже понимала, что волшебство имени Ласкольника на него и правда не действует, что он уже пришел в себя от удивления и принял решение.

– Мы знаем, что Империя не пришлет нам на помощь армию. Не только потому, что мы далеко. Меекхан продает сюда сталь, медь, олово, фаянс, стекло и много других товаров, везя взамен специи, хлопок, шелк, золото и драгоценности. А потому я соглашусь с Поре Лун Даро, что наш бунт не на руку многим людям в Империи. Нет! – Кровавый Кахелле вскинул обе руки, прерывая ответ Ласкольника. – Молчи. Мы из того поколения, которое узнало предательство. Когда я вступал в армию, я приносил слова клятвы: «и не брошу товарища в бою». Помнишь? Присяга одинакова и для пехоты, и для кавалерии. Я полагал, что эта клятва охраняет и меня. Но нас покинули. И все эти годы в рабстве выкупали дворян, богатых купцов и ремесленников, но о таких, как я, крестьянах и простых солдатах без поддержки, никто даже не вспомнил. О таких, как они, – он кивнул на товарищей, – тоже. И только когда мы вышли с полей, выползли из рудников, когда подожгли плантации и уничтожили мастерские… только тогда Империя вспомнила о нас. Когда я услышал, что ты здесь, подумал, – мощные руки стиснулись в кулаки, – подумал, что, возможно, что-то изменилось. Но ты пришел с одними вопросами. Как? Что? Где? Последнего такого, который крутился по лагерю и задавал такие вопросы, мы приказали…

– …закопать в муравейнике. – Уваре Лев смерил их ледяным взглядом. Подобные взгляды были и у остальных представителей повстанческой армии; куда-то исчезли сердечные хозяева, а Кайлеан поняла, что она – и остальной чаардан – тут в одиночестве, в чужом лагере, всего ввосьмером. – Перестал кричать, прежде чем солнце преодолело восьмую часть дороги по небу. Слабак.

Кахель-сав-Кирху вздохнул, расслабил кулаки и продолжил:

– Если ты тут по поручению императора, то у тебя должен быть какой-то контакт с ним. Может, магический, а может, ты просто умеешь громко кричать, не знаю… но скажи ему… скажи ему, что нам нужно больше, чем слова. И что тут нет меекханцев и прочих рабов. Тут есть только рабы. Носящие ошейники. И что если Империя могло выслать тебя сюда с шестью сотнями солдат, то может прислать их и шесть тысяч. Или десять. Это будет сила, которая не покорит Юг, но с которой все станут считаться. Потому что тут и теперь в расчет идет лишь сколько мечей при тебе. Сколько сабель и луков. А потому… – он снова вздохнул. – Приближается вечер. Ночью я не отошлю вас в обратный путь. Останьтесь. А завтра вы покинете лагерь и вернетесь в Белый Коноверин. Ты не спросил, генерал, что можешь сделать для нас, хотя наверняка хотел, я ведь прав? – Горькая усмешка искривила лицо бывшего лейтенанта. – Мне нужен некто, кто передаст весточку Госпоже Пламени. А теперь – отдохните. Можете ходить по лагерю Волчьего полка, говорить с людьми, осматривать их вооружение, видеть, как они тренируются. Но вам нельзя выезжать за валы. У вас нет следов от ошейников на шее. А утром я приглашу тебя на беседу, передам мое послание и дам людей, которые проведут тебя под Помве. Дальше – дело за вами.

Он отвернулся.

– Люка покажет вам, где заночевать и разместить лошадей. Ступайте.

Глава 14

Доклад Крысы подтвердил Велергорф, который уперся, что проверит все сам. Кеннет позволил, послав с ним полдюжины людей с оружием. Татуированный десятник вынырнул из дыры через полчаса, принеся еще несколько предметов: деревянный кубок и ложку, раковину, которая наверняка некогда выполняла функцию бокала, поскольку у нее была витая ножка, а еще горсточку просверленных камешков, кусок полотна из жесткой, грубо сотканной материи.

– Крыса прав, – сказал Велергорф, когда Кеннет и остальные десятники собрались вместе. – Кто-то забаррикадировался, подперев дверь досками, оторванными из столов, а потом взобрался на полку под стеной, чтобы прорубить путь наружу. Не знаю, сколько времени это заняло, потому что палуба в этом месте – в локоть толщиной, но когда человек напуган, то и гору насквозь пробьет.

– И?

Десятник еще раз показал свои находки.

– Кубок маловат для мужчины, и тут, видите, вырезаны цветочки и птички, я голову отдам на отсечение, что он принадлежал женщине. А эта раковина великовата, на глаз – с кварту емкости, а ее узоры? Гарпун, зубастая рыба, тварь со щупальцами. Пил из нее мужчина. Бусики из камешков, абы какие, совершенно как игрушка для ребенка. Видите?

Теперь видели. Ясно и отчетливо. Только что это им давало?

– И куда ведут забаррикадированные двери?

– Одна – туда, – десятник махнул в сторону кормы. – А вторая – в противоположную сторону, господин лейтенант. Обе дополнительно проклеены смолой, так что практически вросли в косяки. Если хотим проверить, перед чем их заперли, придется рубить. – Он заколебался. – А мы хотим?