Каждая минута жизни

Их прогулка была непринужденной, без тени флирта или кокетства. Они быстро стали друзьями и чувствовали себя совершенно свободно. Карнаухов узнал, что она — хирург, училась у отца. Рассказала ему, как в Африке ей пришлось делать операцию в полевом госпитале во время воздушного налета. Погас свет, а на операционном столе буквально истекал кровью молодой солдат. И тогда Бетти приказала светить ей военными фонариками, несмотря на то, что их свет мог привлечь внимание вражеских летчиков. Но другого выхода не было, она спасала человека. Позже сам президент наградил ее боевым орденом.

А сегодня иностранные гости придут в институт и начнется наконец работа. Ознакомление, первый обмен опытом, осмотр клиники.

В приемной Рубанчука Карнаухов застал Марьяну. Делала влажную уборку. Швабра так и летала у нее в руках.

— Пионерский салют, Марьяша! — крикнул ей еще с порога. — Ну, как она, жизнь молодая?

— Добрый день, Николай Гаврилович, — с легким вызовом ответила Марьяна.

— Иностранцев еще не было?

— Мне не докладывали.

— Жаль. А где шеф? Чего опаздывает?

— Я слышала, что директор и Мария Борисовна прямо с утра поехали в райздравотдел. А за иностранцами уже послали машину.

— Это другое дело! — Карнаухов доверительно положил ей руку на плечо. — Ты, Марьяна Ивановна, как центральное статистическое управление, все знаешь!

— Я знаю больше, чем управление, — девушка лукаво посмотрела на Карнаухова. — Во всяком случае, про вас, Николай Гаврилович.

Карнаухов обреченно покачал головой и сел на стул, застыл в позе роденовского «Мыслителя». Вот оно, тяжкое бремя славы!.. И почему это жизнь великих всегда на виду?

— Надеюсь, Марьяна Ивановна, у тебя позитивные сведения? — строго спросил он.

— Отвернитесь и узнаете, — ответила Марьяна.

Карнаухов отвернулся.

— Ну?

Марьяна открыла письменный стол и вынула оттуда завернутый в розовую бумагу и перевязанный шпагатом сверток. Видно, только что из магазина. С выражением священнодействия на лице Марьяна положила его на стол и стала разворачивать.

— Долго еще? — не выдержал Карнаухов.

— Уже, Николай Гаврилович, — торжественно провозгласила Марьяна. На вытянутых руках она держала новенькую сорочку. — Примите в день своего рождения от меня подарок.

— Как? Разве в календарь уже внесли эту дату? — удивленно поднял брови Карнаухов. Подарок его поразил. Взял сорочку, пощупал ее, прижал к щеке. Красивая, с двумя карманами по последней моде. Импортная. Раскошелилась Марьяна…

— Откуда ты узнала о моем рождении, говори! — строго спросил он.

— Вы сами говорили, что страна должна знать своих героев, — лукаво улыбнулась Марьяна.

Он приложил сорочку к груди, закрыл от удовольствия глаза.

— Спасибо тебе, детка. Большое спасибо от дедушки Коли. Не понимаю только, за что мне такой ценный подарок.

— Я вас очень уважаю, — искренно сказал Марьяна, и глаза ее стали глубокими и серьезными. — Вы такой умный, эрудированный.

— О да! Эрудиция — большое дело! Как говорит мой шеф, это пыль, сметенная с книжных полок в пустую голову.

— Вы все шутите! — вздохнула Марьяна. — А я серьезно.

— Нельзя быть чересчур серьезной, не то женихов всех отпугнешь.

— Я за женихами не гоняюсь, — смутилась Марьяна. — Когда я уезжала, мне мама сказала: не торопись, дочь, встречаться с парнями, присматривайся. В городе тоже бывают хорошие ребята.

— Твоя мама — сама мудрость, голос земли!

Но Марьяна продолжала так же серьезно.

— Не гонись, говорит, за зарплатой. Главное, чтобы душа у него была хорошая.

— Она имела в виду меня?

— А вы, Николай Гаврилович, действительно душевный человек. — Марьяна хитровато посмотрела на Карнаухова. — Хоть зарплата у вас наверняка большая.

— Тут вы, девушка, перешли экватор, — вздохнул Карнаухов. — Всего сто восемьдесят тугриков.

— Откуда же у вас машина? — с детской непосредственностью спросила Марьяна.

— Для того, чтобы иметь машину, совсем не обязательно получать большую зарплату, — засмеялся Карнаухов.

— Прямо загадка!

— Эту загадку не разгадает даже сам министр финансов. — Он посмотрел на часы. — Что-то гости и наша высокая власть задерживаются.

В дверь постучали. Вошла невысокая черноволосая девушка, смущенно остановилась у двери. Спросила, может ли поговорить с директором товарищем Рубанчуком?

— Его еще нет, — ответил Карнаухов. Поднапрягся и вспомнил, где видел эту симпатичную смуглянку. Ах да, недавно лекцию читал у них на заводе. Рассказывал о новейших открытиях в биологии. Шеф посылал укреплять связь с производством. Вот она тогда и приезжала за ним. Только как ее звать забыл. Он протянул руку.

— А меня вы уже забыли? Николай, — представился он.

— Тамара, — она неловко пожала его ладонь. — Я вас помню.

— Так что вас опять привело в этот храм науки, Томочка? — дружески спросил Карнаухов.

Она ответила, что хотела бы поговорить с врачом, который лечит Свету Зарембу. Из шестой палаты.

— Да, она в шестой, — Карнаухов был слегка удивлен. — А в чем дело? Девочка в тяжелом состоянии, и к ней никого не пускают, кроме матери.

— Мне к ней не нужно. Мне бы ее врача увидеть… Если можно, конечно.