Каждая сыгранная нота

Ступая в ногу, они молча идут через свой чистенький район мимо ухоженных двориков; гаражей на два автомобиля; пока еще темных окон, украшенных сделанными в школе фигурками привидений и ведьм; веранд, служащих пристанищем для фонарей из тыквы с выразительно вырезанными рожицами; горшков с зеленой и красно-фиолетовой листовой капустой и морозостойкими золотыми хризантемами. Карина, не останавливаясь, подхватывает с тротуара фантик от ириски «Тутси ролл» и кладет его в карман. Они с Элис не начнут разговор, пока не доберутся до пруда. Карине не терпится побыстрее там оказаться, и она немного прибавляет шагу. Элис без вопросов делает то же самое.

Вот уже три года они раз в неделю отправляются вместе на утреннюю прогулку. Хотя соседками они стали совсем недавно, познакомились Карина и Элис двадцать лет тому назад на ужине, устроенном для преподавателей Консерватории Новой Англии. Ричард тогда только получил крайне желанную должность преподавателя на кафедре фортепиано. Ради этой престижной работы они оставили Нью-Йорк, джазовую сцену клубов «Смоллз» и «55 Бар», сообщество набирающих популярность музыкантов, с которыми Карина участвовала в джемах и которых любила, регулярные выступления по выходным и многообещающий задел для карьеры ее мечты.

Согласившись на переезд, Карина не осознавала, насколько неравноценны для нее Нью-Йорк и Бостон. Часто гадала, насколько хорошо понимал это Ричард, прежде чем они собрали вещи и снялись с насиженного места. Выросшая в другой стране, Карина простодушно решила, что в Бостоне имеется своя серьезная джазовая культура и, разумеется, она найдет там новые продвинутые клубы, встретит новых талантливых исполнителей, откроет для себя новые возможности для самовыражения и работы. Оказалось, в Бостоне любят концерты классической музыки Бостонского симфонического оркестра и «Попс»[9] в Симфони-холл и Эспланаде. Бостонцы — преданные фанаты местных рок- и поп-групп, таких как «Аэросмит», «Дропкик Мёрфис» и «Нью Кидс он зе Блок».

В Нью-Йорке, Новом Орлеане, Берлине, Париже, даже в Чикаго джаз считается нонконформистским и глубоко уважаемым видом искусства. В Бостоне как таковой джазовой сцены не существует. Все музыканты, которые выступают в горстке городских джазовых клубов, — заезжие гости: приехали и уехали. Они не живут здесь, не дышат этим воздухом. Карина осознала эту убийственную правду, не успев даже распаковать обеденные тарелки, и возненавидела себя за свою наивность, за то, что ее оказалось так легко обвести вокруг пальца, — как будто ей пообещали суши в мексиканском ресторане, а она даже не подумала попросить меню.

Но том первом факультетском ужине Элис показалась Карине лучиком надежды. Контрабасистка и преподаватель современной импровизации, Элис вела разговоры о регтайме, об Уинтоне Марсалисе[10] и африканском джазе. Годом ранее она записала альбом со своими студентами; это, конечно, уровень университета, а не «Блю ноут»[11], но все равно впечатляет. Карина не могла дождаться возможности снова с ней пообщаться, расспросить — вдруг получится сыграть где-нибудь, или поприсутствовать на одном из ее занятий, или даже самой взяться за преподавание. Но следующий ужин Элис пропустила. У нее диагностировали агрессивную форму рака груди, и она взяла вынужденный отпуск на лечение.

Потом Карина неожиданно забеременела Грейс, а Ричард ушел из Консерватории Новой Англии ради того, что обернулось бесконечным годом гастролей, поэтому факультетских ужинов больше не было. Со временем Карина забыла об Элис. Погрузилась в состояние постоянного напряжения, ответственности и одиночества, сопутствующее круглосуточному материнству, примирилась с жизнью в гигантской тени Ричарда, более сумрачной, одинокой и неизбежной, чем предрассветное небо хмурого ноябрьского утра.

Хотя Карина вовсе не планировала становиться матерью, она отчаянно полюбила Грейс, стоило той появиться на свет. Карине и в голову не пришло бы предпочесть дочери ту жизнь, которой жил Ричард, — отсутствовать неделями, целиком посвящать свои дни, недели, годы карьере. Даже когда муж был дома, он занимался по восемь — десять часов в день. Вроде был, а вроде и не был.

Она не могла и подумать о том, чтобы разлучиться с Грейс и пропустить какие-то знаковые для нее моменты. Хотела быть рядом, когда ее дочь открывает для себя мир: волшебство первой в жизни радуги, прикосновение собачьего языка и мягкость шерсти, нежность и сладость вкуса ванильного мороженого. Карина хотела быть тем, кого Грейс видит, когда просыпается, кто обнимает ее, когда она плачет, целует ее по сотне раз на дню. Она не могла отказаться от этой огромной, драгоценной любви, от этого дара. Грейс она любила больше, чем фортепиано.