Каждая сыгранная нота

А если она сделала выбор в пользу Грейс, а не фортепиано, потому что больше любила дочь, то получается, что Ричард вовсе не любил Грейс. Это была мантра, которую она сама сочинила и читала себе на протяжении многих лет. Стало быть, он какое-то самовлюбленное чудовище, раз не любит собственного ребенка, и Карина его за это ненавидела. Выстроила против него целое дело, все расписала, уважительных причин у обвиняемого быть не могло. Однако сейчас, оглядываясь в прошлое, она признается себе, что выводы ее были слишком категоричными и не обязательно верными. Любовь не измеряется часами присутствия. Карина впервые задумывается о том, когда Ричард начал ходить налево: до или после того, как она его возненавидела?

В какой-то момент, не вспомнить точно, когда именно, она отказалась от всякой надежды построить карьеру джазовой пианистки. Эта цель стала слишком невообразимой, детской, глупой. Сейчас, во время прогулки, Карина размышляет об этом. Смутная мечта о намеченной, но несбывшейся жизни представляется Карине той кометой, что прочертила когда-то на ее глазах огненный след в ночном небе: она была видима одно мимолетное, захватывающее мгновение, после чего исчезла снова на сотню лет.

Пока Карина воспитывала Грейс и ненавидела Ричарда, Элис победила рак груди, устроилась преподавать в музыкальный колледж Беркли, развелась с мужем и начала встречаться со своим радиотерапевтом. Они поженились и четыре года назад переехали из самого́ Бостона в пригород, в дом прямо напротив Карининого. Родственные души воссоединились. Карина до сих пор изумляется этому стечению обстоятельств, и в ее католическом мозгу не может не мелькать мысль о том, что Бог привел сюда Элис не просто так.

Когда они проходят мимо кладбища Оук-Хилл, в сознании Карины всплывает сегодняшнее число — первое ноября, День Всех Святых, государственный праздник в Польше. В детстве Карина проводила весь этот день с родными на кладбище. Так делали все. Сейчас, после того как она прожила всю свою взрослую жизнь в Соединенных Штатах, эта традиция кажется чересчур уж болезненно-мрачной и жутковатой, даже в сравнении с Хеллоуином, но это не умаляет ее привлекательности в глазах Карины. Она помнит белые поминальные свечи на могильных плитах, пятнышки света, рассеянные вокруг на сколько хватает глаз, словно звезды во Вселенной.

Помнит, как собиралась вся ее семья: родители, тетки, дядья, двоюродные братья и сестры — и как они рассказывали о тех, кого уже нет в живых. Она смаковала ощущение незыблемости, которое испытывала, слушая эти разговоры, чувство связи с семейной историей, точно была одинокой бусинкой, нанизанной на бесконечно длинную, уникальной красоты цепочку. Ей нравилось слушать, как ее бабушки и дедушки с обеих сторон знакомились, встречались, женились, заводили детей. Она помнит, как разглядывала их выбитые на надгробиях имена, представляя себе жизни, о которых едва ли что-то знала, и то обоюдоострое чувство важности и незначительности, рока и случайности, которое они до сих пор пробуждают, словно каждое мгновение этих четырех судеб должно было сложиться определенным образом, иначе ее, Карины, не было бы на свете.

Они доходят до грунтовой дорожки, которая огибает пруд петлей в три мили длиной. Здесь-то они и поговорят, словно оказавшись наконец достаточно далеко от соседских ушей: деревья сохранят их слова в секрете, а так тут и нет никого — разве что канадские гуси в воде да редкий бегун или хозяин, выгуливающий собаку.

— Как дела в колледже? — Это всегда первое, о чем спрашивает Карина, приглашая к разговору, который ее одновременно воодушевит и измучит, — словно она бывший алкоголик, умоляющий о глотке вина.

— Хорошо. Очень уж мне нравится эта новая студентка, Клэр, я тебе о ней рассказывала. У нее замечательный слух, и она совершенно не боится прослушиваний и своих ошибок. Ты должна прийти послушать ее. Через две недели у класса будет концерт.

— Ладно.

— А еще мы планируем организовать для студентов поездку в Новый Орлеан. В этом году ты точно должна поехать.

— Посмотрим.

Карина и на этот раз никуда не поедет. Элис приглашает ее на всевозможные выступления, уроки, гостевые лекции и каждый год — съездить в Новый Орлеан, но Карина от всего отказывается. Раньше прикрывалась Грейс. Не могла поехать, потому что Ричард на гастролях, а дом не бросить. Сейчас, когда ее «отговорка» учится в Университете Чикаго, ей надо бы придумать какое-нибудь новое оправдание. Вечером, на который запланирован концерт, она, к примеру, совершенно выбьется из сил. Или, скажем, отправится повидаться с Грейс на той же неделе, когда Элис со своими студентами будет в Новом Орлеане. Мысль о том, чтобы окунуться в джазовую атмосферу Нового Орлеана, тот волшебный коктейль из гитарных риффов дельта-блюза, рваных ритмов нахальных духовых и чувственных мотивов французских цыган, причиняет Карине нестерпимую боль. Свадьбы нравятся любой девушке, но только не тогда, когда жених — утраченная любовь всей ее жизни.

— Может, как-нибудь ты все-таки согласишься с нами сыграть.

— В следующий раз.