Каждая веснушка (СИ)

Старый, повидавший виды ПАЗ, которому давно бы пора на покой, пыхтел на проезжей части. Он глушился, кряхтел, пытаясь завестись, каждый раз окутывая остановку чёрным дымом, от которого слезились глаза у заждавшихся своего маршрута пассажиров. Не только они были недовольны, но и забившиеся в салон тоже не радовались тому, что не могут выехать к центру города, раздражённо цыкая и закатывая глаза, чем выбешивали водителя ещё больше, что теребил зажигание, но не получал нужного результата. Наверняка это не первый случай и не первый день в его профессии, когда назначенный ему транспорт не отвечал требованиям эксплуатации, но жаловаться не приходилось: так или иначе старенький автобус приносил ему деньги, ведь поток пассажиров ежедневно набивался к нему в маршрут, чтобы вернуться с работы или учёбы и наоборот из своего или в свой любимый спальный район, что отдалён от основного города. Спальный район, что старые жители звали Чёрный квадрат из-за своих характеристик и местной обстановки, а сейчас просто называется «район», хранивший в себе дома-корабли, сносимые бараки, за место которых позже выстроятся пёстрые, разукрашенные в яркие, зазывающие цвета, новостройки. Не сказать, что серость и безвкусие окружали местные виды: в последнее время оборудовали парки, прилично облицевали торговые центры и кафешки придерживались единого стиля, что приносило удовольствие глазу, когда он мог отдохнуть от не пытающегося зарябить у него в глазах вывесок. Тогда красота и чувство расцвета жизни ощущались в тёплые времена, как сейчас – когда всё зелено, люди имеют право самовыражаться, не закрывая свой фирменный стиль под плотным чёрным или серым пуховиком. В тёплые времена, когда свет играется с тобой, словно маленький ребёнок, и пытается сыграть в догонялки, салки, пробуждая в тебе истинное счастье, которое ты забыл под слоем своих обязанностей взрослой жизни. Но в холодные времена, задолго до, – ведь снег ложиться здесь уже в конце октября, – или после нового года, когда всё привлекательное под дневным серым светом смешивается в огромную кляксу, когда ты не можешь разобрать, где заканчивается крыша панельки и начинается небо, а район более-менее расцветает ближе к вечеру, когда солнечным лучам, – если грубо говоря, потому что тот тусклый шар за пеленой облаков с натяжкой можно назвать тем самым солнцем, – на смену приходят неоновые вывески шавермы, кофеен, пекарен.

Жизнь расцветала, как и пыльца из клумб, за которыми ухаживали местные жители; расцветала проснувшимися листами деревьев в сквере; расцветала и дарила недавним школьникам ощущение начала нового, ответственного, где они наконец берут в руки свою жизнь. Такой же надежды были полны и двое парней, что выходили из местного лицея, держа в руках свои дипломы – Роберт с карамельно-каштановым цветом волос, что темечком может задеть верхний косяк двери даже пригнувшись, а глазами азиатского выреза способен был соблазнить каждую, что находилась в поле зрения; а рядом с ним был смуглый, с длинными кудрявыми волосами, ухоженности которых позавидовала любая девушка, в особенности, если они узнают, что он не делает с ними ничего особенного, кроме как моет их шампунем, – или гелем для душа, который он случайно прольёт на голову, перепутав флаконы, – которого зовут Артур. Они шли держа свои аттестаты окончания школы с медалями: у Роберта был синий, а Артур рассматривал свою красную корочку с золотой медалью.

– И почему ты не исправил четвёрку по истории? – с непониманием спросил Артур, – сейчас бы шёл с красным.

– Мне история неинтересна.

– Если она не про район, – перебил Артур, но Роберт продолжил невозмутимо.

– Да и мне не особо важно, какого цвета у меня документ.

– Повезло. Мои родаки бы мне голову отрубили, если бы я так пришёл. Подержи.