Каждому по делам его

– Понимаешь, Роман, вся эта благотворительность вещь, конечно, хорошая, но для того, чтобы стать своим, ты не туда инвестируешь.

– В смысле? – не понял я. – Куда не туда?

– Ну вот скажи, куда ты деньги свои тратишь?

– На историко-культурно-рекреационные проекты в основном. Причём на такие, до которых у государства руки дойдут лет через двадцать-тридцать… Но не только. У меня и медицинский фонд есть, и педагогический запускаем, и другие. Вон твоей невестке в её фонд регулярно отстёгиваю…

– Во-от – в том-то и дело. Ты свои деньги тратишь внутри своей страны! То есть как я и говорю – не там.

– В смысле, не там? А где я их должен тратить, чтобы было там? Насколько я знаю, тот же Билл Гейтс активно спонсирует Международный всемирн…

Бернар рассмеялся.

– Какой же ты ещё наивный… Ты никогда не задумывался, фирмам каких стран идут деньги на самом деле? Каким именно клиникам и исследовательским центрам выделяются основные средства «Всемирного фонда дикой природы», «Международного всемирного фонда исследования рака», «Фонда океанов»? На исследования там, на мониторинговые программы, на разработки. Где они расположены? Какие у них основные задачи? Кем финансируются? Кому принадлежат? Где расположены штаб-квартиры всех этих экологических организаций, того же Greenpeace, и какие их отделения самые многочисленные, а какие – самые финансируемые?

– Ну-у-у… я как-то не изучал.

– Во-от, а я о чём? – Бернар отхлебнул из бокала, в котором плескалось вино с принадлежащих ему виноградников Chateau d’Yquem и усмехнулся. – Никто этого не изучает. Просто отстёгивают денежки вроде как на благое дело – и всё. А через кого и кому они идут и чьи задачи в первую очередь решаются – никому не интересно. А я вот поинтересовался. Но молчу. И ты молчи… – он прижал палец к губам и покачал головой. После чего кивнул и, развернувшись, отошёл.

Во-вторых, этот мой «взлёт популярности» происходил как-то странно. Обо мне публиковали тучу материалов, обсасывали мою биографию, но сам я здесь и сейчас оказался не очень-то интересен. Практически никто из топовых СМИ не рвался брать у меня интервью, а из топовых ведущих меня на своё шоу пригласила только Опра Уинфри. И я поехал. Поскольку решил максимально воспользоваться предоставляемыми площадками для рекламы как своих старых проектов, так и новых инициатив, с помощью которых мы планировали ещё сильнее изменить страну… Но в её студии меня ожидала натуральная засада. Потому что, как выяснилось, собравшихся в студии не очень-то интересовал тот повод, из-за которого меня вроде как пригласили. Потому что первое, о чём меня спросили, был вопрос о-о-о… «новой нормальности». Да-да, теперь так именовались «нетрадиционные сексуальные отношения». Они больше не были «нетрадиционными», а являлись той самой «новой нормальностью».

Причём, как сразу стало понятно, моё отношение к этим вопросам было Опре и тем, кто всё это затеял, отлично известно. Впрочем, это было объяснимо – я их, в принципе, никогда особенно не скрывал. Просто, памятуя о крайней политизированности этой темы в США, старался их как можно меньше касаться публично. Причём всегда разделял самого человека и крикливое сообщество ЛГБТ-уродов, оценивая тех, с кем общался, отнюдь не с гендерной, а с обычной человеческой точки зрения. Человек профессионал, дружелюбен, талантлив и не выпячивает эту сторону своей жизни – значит, его дело, кому он там жопу подставляет. У всех свои тараканы, плюс в постельные дела я не лезу. Что там происходит в постели – дело исключительно тех двоих, кто там находится. Я и сам в наши с Алёнкой вполне себе традиционные отношения хрен кого пущу… Но раз они хотят скандала – они его получат!

– Это просто, Опра. Я христианин, православный. На мои средства восстановлены или построены с ноля шестнадцать храмов и три монастыря, – это было действительно так. Четырнадцать храмов и все монастыри мы восстановили в рамках проектов «Крепости России», а два храма – в нашем с Алёнкой родном городе и на нашем Карамышевском острове были построены с ноля. – Так что моё отношение к гендерным вопросам вполне понятно: семья – это союз мужчины и женщины, дети – это счастье, а однополые отношения – это то, за что Господь сжёг в пепел Содом и Гоморру.

Сидевший напротив меня высокий худой человек яростно вскинулся. Но я настойчиво продолжил:

– Я вообще не понимаю всех этих современных тенденций. Почему, когда мужчина считает себя Наполеоном или, там, кошечкой либо белочкой – его отправляют к докторам, а когда – женщиной, тут же начинают уважительно продвигать по службе? – вопрошал я. – Ну идиотизм же!