Каждому по делам его

Нобелевка догнала Бурбаша только сейчас. Зато дали её ему одному. Что было некоторым нонсенсом. Последние двадцать лет Ноблевскую премию старались присуждать скопом двум-трём лауреатам. Учёных-то нынче стало много. А нобелевка одна. Вот и старались растянуть её на как можно большее число достойных. Хотя с последним я бы поспорил. Помнится, в моей прошлой жизни в двадцатые нобелевский комитет и шведскую академию сотрясла целая серия скандалов, в процессе которых наружу выплеснулось такое море грязи, что комитет и академия обновились едва ли не на треть. Там было всё – от харассмента до откровенного кумовства и активного проталкивания «нужных» людей. И всё то, благодаря чему этим «уважаемым людям» пришлось оставить свои тёплые места, творилось уже сейчас… Но, как бы там ни было, Нобелевская премия даже после всего открывшегося всё равно оставалась самой авторитетной научной премией мира. А уж сейчас, пока её «грязное бельё» ещё не было вытащено на свет – тем более. Так что Бурбаш был реально счастлив.

– Уф – отстрелялся, – довольно выдохнул он, подойдя к нам. – Теперь только банкет, и всё. Можно отправляться домой.

– Ты же хотел задержаться? – удивился я. – Погулять по Стокгольму.

– Хотел… только вот что-то устал. Нервное мероприятие.

– Ну а как ты думал? – усмехнулся я. – Мероприятия подобного уровня всегда нервные… Но это не повод ставить крест на планах. Завтра сходишь в спа, у нас в отеле комплекс – просто супер, тебе сделают массаж, потом отоспишься, а дальше всё по плану – «Скансен», музей «Ваза», музей Астрид Линдгрен. Мелких-то порадовать надо? А то папка всё своё получил, а им что – лапу сосать? Да и сам тоже – мы ж с тобой ещё ни аквавита, ни брёнвина, ни глёга не попробовали. Я уж не говорю о сюрстрёмминге…

– А это что за вещь?

– Оу, – я закатил глаза в экстазе, – вещь – улёт!

– Ромка! – любимая стукнула меня кулаком по плечу. – Перестань! Фу на тебя!

Я заржал…

Прошедший год был удачным. Небоскрёб на Комендантском острове был практически закончен. Ну, в смысле само строительство, так-то дел там было ещё – начать и кончить. Отделка, плюс марина, плюс парковки, плюс парк. Но сам небоскрёб был уже построен. Так что большая часть денег, выделенных на этот проект, была уже потрачена… как обычно превысив первоначальную смету на пятнадцать процентов. Но денег хватало. В феврале две тысячи девятого я «вышел в кэш», распродав практически весь «русский» пакет. Хотя нервов мне это стоило… Потому что если кризис на Западе случился, так сказать, со сдвигом влево, то есть чуть раньше, нежели я помнил, то по России он ударил, наоборот, чуть позже. Не летом-осенью две тысячи восьмого, а в конце весны две тысячи девятого. Но пока это выяснилось – я чуть свой галстук не съел. Ну как Саакашвили в том две тысячи восьмом… В том, потому что в этом войны 08.08.08 не случилось. Нет, Саакашвили здесь тоже стал президентом Грузии, но не через переворот с романтическим названием «Революция роз», а через вполне легитимные выборы. Причём, скорее всего, его избрание стало некими договорённостями с Западом. Потому что премьер-министром у него стал – вы не поверите, Аслан Абашидзе! Так что последние годы между ними шла отчаянная борьба за власть, влияние и денежные потоки. Но зато ни в какую войну Грузия пока не вляпалась…

Как бы там ни было – всё запланированное я провернул, продав акции и выйдя в «кэш». Причём когда началось падение, выяснилось, что я даже слегка поторопился. И что Зёма и мой американский брокер, убеждавшие меня подождать с продажами, оказались совершенно правы. Потому что на последнем отрезке перед падением практически все акции, входившие в мой пакет, изрядно скакнули в стоимости… Но мне было уже всё равно. Я в который раз убедился, что игра на бирже – ну вот совсем не моё. Вот здесь вроде как и не было никакой игры – наоборот, тихое-мирное инвестирование вдолгую, но когда дело подошло к самому пику – я за пару недель чуть не поседел на всю голову и потому был счастлив оттого, что всё закончилось…