Каждому по заслугам (СИ)

Антиопа вздрогнула. Все вокруг снова обрело яркость, звучность и объем. А еще — запах. Резкий, металлический запах крови. Развернувшись, Антиопа увидела отца — он лежал на земле с перерезанным горлом и все еще пытался что-то сказать. Кровь фонтаном била из разрубленной шеи, на губах пузырилась алая пена, а взгляд одного-единственного целого глаза с ненавистью сверлил небо, удивительно ясное и чистое сегодня. Антиопа же стояла и смотрела, как он умирает. Она не знала, что чувствует, не знала, хочется ли ей плакать или ненавидеть того, чья рука это сделала. А может, ей стоит ненавидеть отца, который хотел ее гибели? Может, ей стоило наложить сейчас на себя руки? Или все же она признавала правоту творящих возмездие?

Когда-нибудь она ответит на эти вопросы. Но не сейчас. Сейчас она положит голову на плечо Корины, которая неожиданно оказалась рядом и тоже, подобно Мегаллиде, рыдала, хотя за все время не видела от господина ни капли доброты.

— Уведите их, — поморщился Евн. — И ее тоже, — он кивнул в сторону супруги убитого.

Мегаллида же, словно ополоумев, из последних сил рванулась вперед и, бросившись к ногам Антиопы, прижалась заплаканным лицом к ее рукам. Все ее тело содрогалось от рыданий.

— Антиопа, дочь… не оставляй меня…

Остальные ее слова утонули в бессвязных всхлипываниях и полных отчаяния стонах. Антиопа же стояла как статуя, глядя сверху вниз на мать, которую она всегда знала гордой, надменной и полной презрения к окружающим. От жесткой и непреклонной хозяйки богатого дома не осталось ни следа, ни тени — все, что раньше составляло самую сущность Мегаллиды, смело ураганом страха, боли и безумия. Эту полную ужаса и страстно молящую о спасении женщину Антиопа не знала.

— Тебе пора, — чей-то жесткий голос раздался над ее ухом, чьи-то сильные и безжалостные руки отняли цепкие окровавленные пальцы Мегаллиды от ее запястий и оттащили женщину, извивающуюся в попытках высвободиться, в сторону.

Антиопа, роняя слезы, хотя и не до конца осознавая, отчего ей так больно, покорно позволила увести себя с агоры. Рядом шла Корина. Она больше не плакала, лишь изучала свою госпожу внимательным взглядом. А где-то позади кричала безумная женщина. Антиопа знала, что это молит о спасении Мегаллида, ее мать, и это знание сжимало ее сердце болезненным спазмом. Но что она могла сделать?

— Госпожа, если бы ты оказалась в их руках, твоя мать и пальцем бы не пошевельнула ради твоего спасения, — словно видя, о чем думает Антиопа, мягко проговорила Корина.

— Я знаю.

Антиопа также знала, что пронесет память о сегодняшнем дне до самой смерти, когда бы та ни наступила — завтра ли, или через десятилетия. Своим милосердием к рабам она случайно выторговала себе жизнь, но предала отца и мать. Здесь, в мире живых, мало кто осудит ее за то, что было вне ее власти, но в мире мертвых ей предстоит терпеть бесконечное осуждение. Но, может, боги будут милостивы к ней? Может, гуляя по асфоделевым полям, она никогда и не увидит ни отца, ни мать, даже если те будут упорно искать встречи?

Антиопа остановилась и подняла голову к ясному синему небу. Откуда-то ударил порыв свежего ветра, принесший с собой запахи весенних лугов; голоса вокруг становились все тише, холодный утренний воздух напитывался теплом. Антиопа подумала о том, что если закрыть глаза, то на мгновение может показаться, будто и не было этой кровопролитной ночи, этого мертвенно-тихого рассвета и последовавшего за ним безжалостного утра, навсегда отнявшего у нее отчий дом. Но она не стала охотиться за зыбкой иллюзией, продолжая свой путь по изуродованным улицам Энны, крепко держа за руку молчаливую Корину.