Каждому свое

Оказавшись единственным мужчиной в этом скромном обществе, Генрих был вынужден взять инициативу в свои руки.

— Не люблю и не умею говорить красиво, но хочу поднять бокал за художника, написавшего картину «Солдат и прекрасные дамы». Имя его неизвестно, как анонимны и натуры, с которых он писал.

Однако вечер, задуманный в духе Серебряного века, рассчитанный на отвлечение собравшихся от обыденности, отчего-то не заладился. Несмотря на очевидные старания устроителей, участники застолья постоянно возвращались к бедам сиюминутным.

— Извините, Генрих, но единственная военная награда, которую я сразу распознаю, — это медаль за ранение, — кивнула Бригит на знак, украшавший левый нагрудный карман Северова. — Такую же медаль положили со всеми почестями на грудь в госпитале моему умирающему жениху. Помню, какой-то мелкий чин в белом халате громко произнес: «Под такой медалью и умирать не страшно.

— Похоже, он уже пробовал, — поморщилась Карин.

— Что ж, похоже, — вяло согласилась Бригит, — смерть близких — травма на всю жизнь. Мои родители с трудом пережили Первую мировую. Отец был тяжело ранен, и мама еле выходила его. Поэтому они не захотели переживать муки еще одной войны и умерли с ее началом, почти одновременно. Затем погиб брат на фронте.

Она на минуту умолкла и затем продолжила:

— Оставшимся в живых не многим лучше. Из-за бомбежек закрыли кабаре, в котором я дебютировала. Что прикажете делать в такой ситуации?

— Я бы приказал не падать духом и чаще вспоминать прекрасную фразу: «Мы еще увидим небо в алмазах!».

— Небо в алмазах! — она подняла голову и внимательно посмотрела в потускневший от пивных паров потолок. — И кто же автор этих слов?

— Известный русский драматург Чехов, — вмешалась Карин.

— Чехов? Родственник любимой актрисы нашего фюрера? — Генрих посмотрел в сторону Карин, а та, пряча глаза, низко наклонила голову.

В этот момент хрипло и с перебоями зазвонил сильно потрепанный временем телефон, стоявший на самом краю стойки. Бригит, что-то обдумывая, пропустила несколько звонков и затем решительно сняла трубку.

— Рада слышать тебя, Вальтер. Я с друзьями, мы празднуем нашу встречу. Что? Сейчас поинтересуюсь, — она отложила трубку в сторону. — У моего друга юности депрессия, он хотел бы побыть с нами. Карин с ним знакома.

— Депрессия — это беда. Человеку в беде отказывать нельзя, — резюмировал Генрих.

Полчаса спустя на пороге появился Шелленберг в форме оберфюрера СС, с железным крестом под левым карманом и однорядной худосочной орденской колодкой.

При этом вновь, в который раз Генрих вынужден был отдать дань таланту создателя униформы вермахта всех родов войск, способной превращать хлипкие недоразумения, носящие ее, в эпических рыцарей нового Рейха.

Неизбежная неловкость, связанная с появлением нового лица в уже сложившейся компании, рассеялась довольно быстро. Гость пришел в явно подавленном настроении. Сухо пробормотав приветствие, стал прогуливаться по комнате, внимательно разглядывая мебель и все, что украшало стены, словно видел все в первый раз, затем он опустился в специально приготовленное для него кресло и лишь после того обнаружил всех сидевших за столом.

— Господин майор, не сочтите за труд, налейте мне, пожалуйста, вина, — обратился он к Генриху. Майор действительно счел не за труд, а за честь наполнить бокал штандартенфюрера.

Тот поблагодарил, спокойно осушил его и тут же попросил наполнить вновь. Остальные молча последовали его примеру.

Вино — универсальное средство от хандры, депрессий и всякого иного чванства. Оно неизбежно влечет за собой и тягу к воспоминаниям обычно после третьего бокала. Штандартенфюреру для этого понадобился четвертый. После него он расслабил узел галстука, отстегнул верхнюю пуговицу и сразу стал разговорчивее и доступнее для окружающих.

— Когда я подвизался в низах, фрау Карин была моей недосягаемой мечтой. Но пока я карабкался наверх, ее у меня перехватили и переманили в другой лагерь, — в довольно развязной манере разоткровенничался гость.

— По карьерной лестнице не карабкаться надо, а гордо подниматься, — оборвала его Карин, — тогда мы перестанем делиться на группы и будем вместе служить единой и великой Германии.

— Совершенно справедливо, — миролюбиво согласился штандартенфюрер. — За великую Германию!

Бригит подошла к гостю со спины и положила обе руки на его плечи:

— Дорогой Вальтер, после сегодняшнего вечера доктор будет в восторге от твоей печени и всех остальных внутренних органов.

— А я недоволен доктором. Каждый раз, когда я к нему прихожу, он отбирает у меня кровь якобы для анализов, а, придя домой, пьет ее по ночам.

— Что ж, каждому свое, — искренне развеселился при этих словах Генрих.

— Вам, майор, легко насмехаться. Ваша кровь при вас, а мою пьют вампиры-врачи. Кстати, господин майор, чем внимательнее я наблюдаю за вами, тем решительнее убеждаюсь, что мы с вами уже когда-то встречались и даже беседовали. Вы не припоминаете?

— Думаю, это галлюцинации от переутомления.

— Господин майор прав. Ты устал и тебе надо срочно отдохнуть, — поддержала Бригит.