Бригит встала из-за стола, подошла к пианино, достала откуда-то большого плюшевого медвежонка и усадила его на крышку инструмента. Судя по всему, это было его привычное место, а потому он, устроившись поудобнее, опустил задние лапы и впал в размышление. Устроив медведя, Бригит повернулась к публике, глянула в зал — и тут же превратилась из хозяйки небольшого заведения в примадонну.
— Сегодня я не хочу серьезной музыкой делать еще острее драму и без того трагического для всех нас времени. С началом войны я в одночасье потеряла все — родителей и любимого человека, который, умирая от ран, подарил мне вот этого плюшевого мишку со словами: «Он добрый, сильный и будет хранить тебя от бед». Теперь, когда над жилыми кварталами Берлина начинают выть сирены, предупреждающие о приближении английских бомбардировщиков, мы садимся с мишкой в прихожей и решаем, бежать ли нам в бомбоубежище или нет. Как правило, он советует оставаться дома. И мы ложимся с ним в постель, накрываемся с головой двумя толстыми одеялами и стараемся заснуть, чтобы с надеждой проснуться. А утром, высунув голову на свет и поняв, что живы, понимаем, что и на сей раз мой талисман уберег меня. Ну вот, а теперь для вас песенка о моем верном друге.
Бригит расправила завернувшееся ухо медведя, чтобы он мог лучше расслышать ее добрые слова, обращенные к нему.
Когда голос умолк, его место тут же заняли звуки рояля, которые стали распространяться по всему залу, и лишь наткнувшись на стену, словно летучие мыши, зависли на ней, цепляясь за малейшую шероховатость. Наконец несложная мелодия приобрела необычайно сильное звучание, которое непрерывно карабкалось вверх и, достигнув наивысшей точки, вдруг оборвалось. Бригит схватила медведя, прижала к себе и тяжело вздохнула.
Карин было кинулась к подруге, но та опередила ее и, совершив пол оборота на вращающемся сиденье, поднялась и стремительно направилась к гостям. Взяв, не глядя, с подноса до половины наполненную рюмку, она тихо произнесла:
— Я пью за то, чтобы всем, ушедшим от нас, было лучше, чем нам, оставшимся.
Гости поддержали несколько странный тост, но осмысливать его не стали — времени для того не оказалось. За опущенными шторами на окнах, словно сговорившись, дружно завыли сирены. В городе беспорядочно задвигались люди и остановился транспорт. А здесь, в предместье, повисла зловещая тишина. Низкорослые домики втянули свои красно-кирпичные стены под крытые черепицей крыши и в ужасе притаились под пышными кронами старых деревьев. Несколько минут напряженной тишины и вдруг словно по команде дружно залаяли зенитки.
— В убежище? — то ли спросила, то ли предложила хозяйка.
— Я бы посоветовался с талисманом, — откликнулся Генрих, разливая по бокалам вино.
— Значит, остаемся, — не стала скрывать радости хозяйка. — Мы с Мишей всегда просто залезаем под два одеяла. И вам советуем.
Она прошла несколько шагов по коридору и открыла дверь справа:
— Покои моих родителей в вашем распоряжении, устраивайтесь на ночь. Все родительское — надежно.
Она схватила медведя и поспешно ушла, чтобы не сказать, убежала, наверное, ища защиты у своего талисмана, о котором только что пела с таким чувством.
За окнами воцарилась вдруг угрожающая тишина, которая обычно приходит на смену вдруг умолкнувшему шумному оживлению.
— Думаю, от перемены мест смысл нашей встречи не будет потерян, — отметил Генрих, вновь наполняя бокалы, расположившиеся на тумбочке между кроватями.
— Признаюсь, я не ожидала, что это так страшно. Все предыдущие бомбардировки я пережила, сидя в глубоком бомбоубежище, и только теперь поняла, как ужасно это выглядит наверху. Слава Богу, налет закончился, теперь я предлагаю за это выпить. Вино снижает в человеке порог страха, но никак не устраняет причины, его породившие.
— Послушайте, Карин, мой опыт общения с авиацией подсказывает, что только что пережитый нами эпизод — всего лишь прелюдия к… — он не успел закончить фразу, — как за окном вновь загремели орудия с большим, чем прежде, остервенением.
Карин в испуге схватила Генриха за рукав и попыталась что-то сартикулировать губами, но безуспешно. Удары с нарастающей силой следовали один за другим. Дом содрогнулся и замер в ожидании очередного потрясения.
Генрих взял бокал с вином и поднес к губам Карин. Она с трудом сделала два глотка, словно это было не вино, а микстура, и почувствовала себя несколько лучше, но как раз в этот момент совсем рядом, прямо над головой, раздался душещемящий звук, словно какая-то неземная сила вырвала многолетнее дерево с корнями и расщепила его с грохотом на мелкие куски. Свет в комнате, дважды мигнув, погас.
«Бригит права, — мелькнуло в голове у Карин, — одеяло — самая надежная защита от рвущих душу страшных звуков извне».
Она сбросила с себя платье легко и просто, как сбрасывают пальто, войдя с улицы, юркнула под одеяло и потянула за собой Генриха, причем сделала это естественно, словно иначе и быть не могло.