Каждому свое

— Что ж, прекрасно. Тогда завершим устную эпопею. Сутки спустя меня вызвал адмирал. Стол был накрыт для визита дамы — чай, пирожные, печенье. Когда я вошла, адмирал встал и развел руками.

— Я знал вас с детства и теперь размышляю, как мне к вам обратиться.

— Самое светлое время в жизни — это детство, и любое возвращение в него — большая радость.

— Тогда садись, будем пить чай и есть торт.

— Сладкое и печеное — моя слабость.

— Вот и наслаждайся. А у меня к тебе всего один вопрос. Впрочем, не захочешь — не отвечай, я не обижусь.

— Как же можно? Ведь вы с детства были для меня дядя Вильгельм, самым близким другом нашего дома! Мама в вас души не чаяла.

— Тогда постарайся вспомнить, когда вас в последний раз посещал фюрер? Хотя бы примерно.

— Почему примерно? Могу сказать абсолютно точно. Он пожаловал к нам третьего дня совершенно неожиданно, в час пополудни, и был в отвратительном настроении. Они с папой тут же уединились в его кабинете. Я как обычно приготовила что-то к чаю, принесла и поставила на стол. Чай приходилось подавать несколько раз. В очередной раз, войдя, я услышала, что речь зашла о вас. Папа высказывался категорически против вашей отставки.

Тут адмирал остановил меня.

— Спасибо, Карин, именно так и представлял я себе весь ход событий.

— Мы допили чай и распрощались. Адмирал проводил меня до двери и попросил, чтобы этот разговор остался между нами. Я все это тебе рассказала к тому, чтобы ты смог представить себе сложившуюся ситуацию.

Она судорожно поежилась, рассказ очевидно опустошил ее.

— Может быть, вернемся в отель?

Это был и вопрос, и мольба в одной фразе. А, кроме того несомненное желание остаться наедине.

Стоило им переступить порог «Ритца», как из дальнего угла вестибюля послышался резкий окрик, полный упрека.

— Где же это вы пропадаете? Я уже подняла на ноги почти весь Париж! — Коко сидела за уютным столиком в глубоком кресле с высокой спинкой и двумя непомерно большими подушками по бокам, благодаря чему очень напоминала лопоухого неуча на экзамене.

— А мы, стало быть, гуляли как раз по оставшейся небольшой его части! — улыбнулся Генрих.

— Если так, то позвольте представить вам секретаря немецкого посольства в Париже, господина…

— Кухинке, — с этими словами сидевший напротив молодой человек несколько приподнял свой зад над креслом, однако, чтобы не переохладить его, совсем невысоко. Было заметно, что он с сочувствием отнесся к желанию богатой дамы снять внутреннее напряжение — за ее счет. Тому подтверждением была опустошенная бутылка кальвадоса.

Коко жестом подозвала официанта и заказала бутылку красного вина «средней молодости», а также распорядилась придвинуть еще два кресла для гостей.

— Но сделайте это, естественно, в обратном порядке, — подняв палец, добавила она.

Когда все расселись, Кухинке не без труда настроил свой голос на официальный тон:

— Господа! Я как представитель имперского посольства во Франции уполномочен послом Германии доктором Отто Абецем пригласить вас на обед, который состоится завтра в 18 часов в узком кругу.

— Полагаю, мы должны поблагодарить господина посла за приглашение, а господина Кухинке за добрую весть, — поспешила дать заранее положительный ответ Коко.

Полагая, что официальная часть встречи окончена, она повернулась к мужчинам спиной, предоставляя им возможность самим найти тему для непритязательной беседы ни о чем.

— Что случилось? Где барон? — нервно поинтересовалась Карин.

Коко молча достала из сумочки сигарету и тут же закурила, жадно втягивая дым.

— Ты представляешь, сегодня утром за завтраком Ганс заявил мне, что ему скучно, — она поморщилась и выпустила на волю несколько синеватых табачных колец. — И это притом, что он живет в лучшем отеле Парижа, где лучшая кухня в Европе и спит с самой знаменитой дамой в мире, которая, кстати, и оплачивает все перечисленные удовольствия. — На секунду задумавшись, она уточнила. — Я имею в виду себя. А он, видите ли, позволяет себе скучать! Лорд Байрон, с позволения сказать! — Коко вновь выдохнула в потолок густое сизое облако и продолжила с удвоенным жаром:

— Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что оплачиваю его баронский титул и то, что он на 14 лет моложе меня. Ну и что толку? Ночью я вынуждена будить его, чтобы он прервал свой эпический храп древних германцев и занялся исполнением своих мужских обязанностей. В ответ он храпит еще громче, мне назло, развернувшись на другой бок. После чего, проснувшись наутро, жалуется на то, что изнывает от скуки. А потому я решила поставить на наших с ним отношениях жирную точку и начать новую жизнь. Не в первый же раз! Хотя «начать жизнь» в мои-то годы звучит странно, не правда ли?

— Нет, не странно! Мой хороший знакомый доктор говорит, что важны не годы, а кондиция! — заметил Генрих.

— Но он все равно никуда не денется, увы… — махнула рукой Коко.

Карин не посмела прервать монолог Коко, и та продолжила, обращаясь уже к ней:

— Один мудрец сказал: чтобы узнать человека хорошо, совсем необязательно знать его долго. Мы знакомы недавно, но я поверила в твою искренность с первой встречи.

— Не знаю, чем я заслужила.