— Терпеть не могу таких людей, как Абец. Он все время хитрит, чтобы выудить у тебя какую-то информацию.
— Прости, дорогая, это его работа, — заметил барон.
— Но работу надо выполнять профессионально.
— Совершенно справедливо, — согласилась Карин.
Очень скоро компания, как обычно, распалась на две части: мужчины, расположившись в креслах, принялись обсуждать любимую тему — войну, а дамы уютно устроились в разных уголках большого мягкого дивана. Шанель сбросила туфли, поджала ноги под себя и, накрыв их диванными подушками, откинулась на спинку. Карин, напротив, вытянула ноги, спрятав их под столом.
Дамы не ограничивали себя в выборе тем, порхая от одной к другой, отдавая, впрочем, предпочтение обсуждению самых ярких событий и персон последнего времени.
— Вы, как я поняла, в ближайшее время отправляетесь в Италию? — поинтересовалась Карин.
— Это было сказано для посла! — Коко, не спуская ног с дивана, дотянулась до фужера и отпила несколько глотков.
— А для вех остальных?
— Для тебя — не на днях, а завтра мы едем в Мадрид, где у нас назначена встреча с премьером Англии.
— Черчиллем?
— Боже, не так громко! Именно с ним. Я знакома с его семьей. До войны они были постоянными гостями моего салона в Париже, и теперь хотим использовать мои давние связи, чтобы убедить его сделать все для прекращения бессмысленного уничтожения европейцами друг друга.
— Что ж, благородная миссия, но важно, чтобы она не оказалась «ножом в спину» Германии и фюреру.
— Не волнуйся, самый близкий к фюреру человек, отвечающий за безопасность, знает о цели нашей миссии. Более того, он настолько уверен в успехе этой операции, что назвал ее кодовым именем в мою честь — «модельная шляпка». Понимаешь?
— А тебе не страшно?
— Чего мне бояться? В отличие от этой авантюристки графини Гогенлоэ, которая рвется на встречу с английским премьером, я в политику никоим образом не вмешиваюсь, а лишь знакомлю политиков друг с другом. После чего оставляю их наедине, а уж суть их дальнейших разговоров мне и неведома, и не интересна.
— Что же касается графини Гогенлоэ, то, насколько я знаю, она любимица фюрера, — заметила Карин.
— Верно, была когда-то, — Коко вновь не без труда дотянулась до фужера. — Все мы, дорогая, были либо чьи-то любовницы, либо чьи-то любимицы. Но время многое меняет, и из страстно любимых молодых подруг мы превращаемся в ненавистных злобных старух. Старость — это очень больно.
Держа в одной руке сигарету, в другой — фужер, она подняла обе руки до уровня глаз и на мгновение застыла в этой позе, талантливо копируя жесты патрицианок с картин художников Ренессанса, с которыми только что так живо соприкоснулась на посольском приеме.
— Вот и все, чем мы сможем украсить финал нашей жизни. — Пара глотков крепкого напитка и несколько затяжек сигареты несколько примирили ее с жизнью. — Ты знаешь, — заговорила она вдруг охрипшим голосом, — у меня нет друзей среди женщин. Тем более подруг. Все они непременно чего-то хотят от меня, притом сразу, едва успев познакомиться. Ты, пожалуй, единственное исключение. Мне с тобой легко, а потому и хотела бы продолжить наше…
— Дорогая, не пора ли нам… завтра у тебя тяжелый день, — барон бесшумно подошел сзади к дивану, нагнулся и поцеловал Коко за ухом.
Человечество четко делится на мужчин и женщин. Несколько более тонкая грань отделяет «жаворонков», просыпающихся чуть свет, от «сов», предпочитающих сон до полудня и бодрствование в ночное время. От рождения Генрих был ярко выраженным «жаворонком», и сколько война ни пыталась сбить заложенный биологический ритм, природа оказывалась сильнее.
Выходя рано утром из отеля, Генрих учтиво поприветствовал ажана, охранявшего вход. Тот в свою очередь пожелал гостю удачного дня, что было совсем нелишним, ибо направлялся Генрих на встречу со своим парижским коллегой. Встреча была назначена в затрапезном кафе, куда с утра забегали, спеша на работу, заржавевшие холостяки и несвежие после бурной ночи «дамы света».
Нагулявшись с самого утра по тесным улочкам и не обнаружив интересующихся им наблюдателей, Генрих, проходя мимо, заглянул в кафе «Завтрак», заполненное уже как минимум наполовину. Те, у которых времени было в обрез, занимали столики поближе к выходу, а коллега Генриха предпочел и на сей раз не изменять своим привычкам и устроился за столиком в самой глубине помещения.
— Рад видеть вас, Генрих, в полном здравии. Предлагаю выпить, пожалуй, вина, поскольку кофе здесь теперь суррогатный.
— Что ж, люблю повторять французскую поговорку: за неимением лучшего, король спит со своей женой.
— Вот-вот — спать с женщинами и говорить о них же гадости — это в характере здешних мужчин. Эдакий способ самовозвышения. Ну да Бог с ними, оставим это на их совести и займемся делом.
— Самое время. Как дела в нашем королевстве? Что волнует?