Каждому свое

Господа оживились и удобно устроились в глубоких мягких креслах.

— Фильм смонтирован мною из собранных трофейных кинодокументов воюющих сторон. В основном это официальная германская и советская кинохроника, которую я собрал таким образом, чтобы она хоть как-то смогла объяснить происходящее сегодня. Почему две страны, связанные на протяжение веков историческими, экономическими, я уж не говорю, крепчайшими династическими узами, вдруг оказались в смертельном противостоянии?

— А вот это действительно очень интересно было бы понять, — сказал Генрих.

— Этот фильм только ставит вопрос, ответ же должен дать зритель. Материал предельно обезличен. Я стер все, что могло бы конкретизировать время событий страны. Осталось самое главное — люди и их поступки. Итак, начинаем.

По экрану проходят молодые люди. Судя по всему, это участники молодежного похода. Девушки и юноши в коротких штанах, с рюкзаками за плечами и радостными улыбками. У некоторых головы защищены от солнца светлыми панамками.

Расстояние до снимающей камеры слишком велико, чтобы разглядеть лица и детали одежды. Видно лишь, что девушки в светлых блузках и с темными галстуками на шее, скрепленными металлическим замочком. Звука нет. Но легко догадаться, что молодые люди поют. Они прошли по лесу и оказались у воды. Бережно сложив одежду на берегу, молодежь бросается в воду. Шум, смех, брызги… Наконец все стихает. На поверхности воды в ритм прибоя покачиваются человеческие головы. Глаз не видно, лица смазаны расстоянием. Создается жутковатое ощущение, что со дна всплыли утопленники и теперь с любопытством разглядывают происходящее на суше.

Затем следует небольшая перебивка, и на экране уже иной сюжет.

Молодая семья въезжает в новую квартиру. Дети бегают по пустым комнатам, высовываются из окон, разглядывают окрестности. Грузчики вносят вновь купленное пианино. Помещение приобретает жилой вид.

Потом — небольшая пауза и вот уже по водной глади скользит белоснежное судно. На палубе — подростки, они счастливы, улыбаются. Перегнувшись через перила и озорно свесившись над водой, они подают знаки снимающему их оператору. И вновь — смена сюжета.

Колоссальные заводские цеха, пекло. По желобам в формы стекает расплавленный металл. Гигантский, размером с пятиэтажный дом кузнечный пресс несколькими ударами превращает многотонный бесформенный слиток в нечто похожее на башню танка. Камера наезжает на громадное чудовище и замирает.

На могучем основании станка во весь экран медная пластина с надписью: «Германия. Крупп фон Болен унд Гальбах».

Из заводских ворот медленно выползает танк и натужно карабкается на платформу поезда.

— Тут и думать нечего, все объяснено на доске. Это, несомненно, стальной концерн Круппа в Рурском промышленном бассейне Германии, — уверенно заключила Карин.

— Ничего подобного, дорогая Карин! Данное оборудование поставлено Германией в Россию во времена дружбы 30-х годов и установлено на одном из уральских заводов, где сегодня русские производят танки, которые грузят на платформы и отправляют на фронт, чтобы убивать немцев. Продолжим, пожалуй?

Лютая зима. Мороз за сорок. Ветер гонит снег острыми колючими клиньями по сугробам, из которых тут и там высовываются то замерзшая лошадиная голова, то обезображенное болью и отчаянием лицо человека. Высоко над снегом торчит из сугроба замерзшая человеческая рука, словно хочет предупредить о чем-то идущих мимо.

И в этот момент откуда-то сверху в комнату вливается музыка, белым саваном накрывая чудовищные надругательства человека над самим собой. Со все нарастающей силой звучит адажио соль-минор Альбинони.

Наконец музыка умолкла и воцарилась тишина, какая наступает после только что миновавшей грозы.

— Итак, господа, слово предоставляется вам, — и Вилли с загадочным видом уселся на край стола.

— Снежный сюжет с трупами — это зима 1941–1942 годов под Москвой, — твердо заключил Генрих.

— Ответ верный, — не менее решительно согласился Вилли.

А дальше началась великая путаница.

Шагающие через лес к озеру жизнерадостные молодые люди оказались не пионерами, как первоначально предположили зрители, а членами организации «Гитлерюгенд», юные пассажиры речного теплохода, наоборот, членами советского комсомола, организовавшего речной круиз по только что достроенному Химкинскому водохранилищу под Москвой.

— Ну как, лихо я замешал документальный кинококтейль? — ликовал Вилли.

Карин, которая не разгадала ни одного сюжета, и, естественно, не желая признаваться в этом, была склонна всю вину возложить на кого угодно, кроме себя.

— А скажи, Вилли, для чего ты монтировал этот фильм? Кому он может понравиться?

— Мне, кстати, понравился, и даже очень, — решительно вмешался Генрих. — Правда, на мой взгляд, для полноты исторической правды в фильме отсутствует главное: мотивы действий и цели обеих сторон.

Вилли усмехнулся.