Каждому свое

Завтрак мало отличался от вчерашнего по содержанию и был также изыскано сервирован, как и накануне.

— Спешу тебя обрадовать. Звонила Шанель, чтобы сообщить, что только сегодня ночью вернулась в Париж. Просила разрешения украсть тебя ненадолго. Я ответила, что воровство принципиально не одобряю, особенно если речь идет о таком дефицитном в военное время материале, как мужчина.

Не успела Карин упомянуть имя Шанель, как та, как в сказке, появилась перед ними собственной персоной. Вид у нее был крайне усталый. В остальном все было по-прежнему: несколько ниток крупного жемчуга — подарок герцога Вестминстерского, — на шее и серьги с крупными жемчужинами в россыпи бриллиантов. Она делала видимые усилия, чтобы поддерживать прежний оптимистичный дух общения.

— Приятного аппетита!

— Спасибо. Позвольте пригласить и вас принять участие, — Генрих привстал, чтобы предложить свободное кресло.

— Благодарю, свой утренний кофе я уже выпила, а все остальное позже. Предлагаю вам, господа, утреннюю прогулку по Парижу.

— К сожалению, через десять минут у меня свидание с парикмахером, которого я ждала уже целую неделю, — извинилась Карин. — Так что желаю вам приятно провести время.

При выходе из гостиницы навстречу им поспешил приветливо улыбавшийся ослепительным рядом белоснежных зубов молодой человек.

— А вот и мой шофер, месье Ларше, — кивнула Габриэль и тут же четко дала скупое указание:

— Мы с господином покатаемся пару часов, а ты тем временем пообедай и вели, чтобы счет записали на мой номер. Ты все понял? Я сама сяду за руль.

— Мадам, как говорят у нас в Париже, за ваши деньги — любой каприз!

Габриэль поморщилась, но в ее планы сейчас никак не входило демонстрировать свой стиль отношений с личным шофером.

Недолго попетляв по центральным улицам Парижа, они остановились у небольшого ресторанчика, в котором Коко, как оказалось, была не только завсегдатаем, но и желанной гостьей. Хозяйка поспешно предложила два места за столиком в уголке и тут же подала два кофе с теплыми круассанами.

— Почувствуете голодное недомогание, дайте знать, — с улыбкой подмигнула хозяйка.

— Это мое убежище, сюда я прихожу только с очень близкими людьми. Вот и вы попали в их число.

Генрих учтиво склонил голову в знак признательности.

— Я польщен.

— Генрих, ваш изысканно-ироничный тон мне близок, но я ловлю себя на том, что он мешает мне перейти с вами на «ты».

— Не стоит ломать голову, Габриэль, зовите меня просто — Ваше величество!

Она улыбнулась и безнадежно махнула рукой.

— Перейдем к делу. Итак, вы, я надеюсь, помните день нашего отъезда из Парижа. Так вот, примерно через сутки мы с «Воробышком» были уже у пограничного пункта Андэ на франко-испанской границе. По дороге он вручил мне паспорт с испанской визой. На вокзале по приезде нас встретил какой-то человек по фамилии — она полистала записную книжку — Кучман, и передал мне наличными крупную сумму денег.

— Маленький человек с большими деньгами — и занятно, и подозрительно. Впрочем, это не существенно.

— Я тоже так сочла. Наконец мы добрались до Мадрида и остановились в отеле «Ритц» в фешенебельном квартале Прадо.

— Восхищаюсь вашей бескорыстной преданностью сети отелей «Ритц».

— Да и людям я тоже предана и верна. Так вот, следуя твоим рекомендациям, я не стала форсировать события, а села писать письмо английскому премьеру. Я не просила его прямо о встрече, но намекнула на то, что при личном свидании могла бы рассказать много интересного.

— И какова была реакция?

— Со стороны британского посольства никакой.

— А помимо него?

— Незадолго до отъезда позвонил какой-то англичанин и пригласил в кафе неподалеку, там же, на Прадо. Немолодой холеный мужчина передал мне письмо от премьера. Был он немногословен и от каких-либо комментариев категорически отказался. Я прямо спросила, не из английского ли он посольства, на что он сухо ответил: «Нет, я из Соединенного королевства». На том мы и расстались, но при прощании он сухо передал устную просьбу автора уничтожить письмо сразу по его прочтении. Но я решила сначала показать его тебе. Не спрашивай, почему. Не смогу ответить. Думаю, что это мое понимание мужчин, помноженное на долгий опыт общения с ними, — и она протянула Генриху исписанный не до конца лист бумаги.

«Дорогая Габриэль! Ваше письмо, дошедшее до меня окольными путями, получил. Чему был весьма рад. Что же касается вашей благородной миссии, то, к сожалению, она безнадежно запоздала. Влиять на ход событий можно, на ход истории — затруднительно. К тому же — и это главное — большинству людей свойственно менять убеждения в зависимости от обстоятельств. Как мне стало известно, нечто подобное произошло и в нашем близком окружении. О содержании вашей миссии стало заранее известно тем, кому знать о ней не следовало вообще, отчего она утратила всякий смысл. Все это весьма прискорбно, но не трагично. Тем не менее прошу вас, дорогая Габриэль, быть впредь предельно осторожной при выборе поля для вашей активности.

Вам дано свыше создавать для людей нечто красивое и возвышенное. Политика же — грязна и прозаична, это не ваше дело.