Каждому свое

Благодарю за заботу о моем здоровье. Болезнь моя вовсе не так серьезна, как выглядит издалека. События же в целом развиваются столь стремительно, что я надеюсь на нашу скорую встречу там же, как и прежде, и в прежнем кругу. С уважением — У.Ч.»

Генрих вернул прочитанный листок. Помолчали.

— Как мне следует поступать после получения такого письма?

— Следовать мудрым советам мудрого политика и полностью посвятить себя и талант процветанию не имеющей пока себе равных фирмы «Шанель».

— Этого мало. А еще?

— А еще — воздержаться от визитов в отель «Мажестик».

Она вздрогнула и уставилась на Генриха.

— Откуда ты взял, что я…

— Дорогая Габриэль, в этом отеле обитает не только Бланке, но и целая стая его сотрудников, которым и поручено было исполнение твоей просьбы.

— Да черт возьми, как же я не подумала!? — и она глубоко затянулась сигаретой, которую тут же погасила в пепельнице: — С другой стороны, представь мое состояние, когда я прочла в одном американском деловом журнале, что сейчас во всем мире каждые полчаса продаются как минимум четыре флакона духов «Шанель № 5». И это, когда на половине земного шара ручьем льется человеческая кровь и миллионы живут на грани голодной смерти? И вот представь себе теперь, как бойко будет продаваться моя «Шанель», когда все это безумие будет позади и люди снова захотят жить, как прежде? Но где при этом буду я?

— Под «я» ты подразумеваешь свой коммерческий интерес?

— Ты человек, далекий от коммерции, и тебе недоступно чувство горечи от сознания упущенной выгоды.

— Смешно было бы возражать, но хочу напомнить об одной банальной истине — любая война заканчивается миром, после чего наступает период жестокого сведения счетов между победителями и побежденными.

— Да и я в этом не сомневалась, правда, думала, что до этого еще очень далеко, но оказалось, — не закончив фразы, она обернулась к стоявшей за стойкой хозяйке: — Франсуаза, принеси нам, пожалуйста, Кальвадос и что-нибудь к нему.

На столе в мгновение ока появились небольшие тарелочки со свежим овечьим сыром, еще теплым хлебом и невзрачная на вид бутылка «Кальвадоса» с двумя рюмками и нарочито потертой этикетки. Рюмки опустошили тут же и молча, после чего Шанель, не поднимая глаз, решительно двинула свою рюмку в сторону бутылки — жест, понятный даже тугодуму.

От выпитого в голове стало вдруг ясно, а на душе легко.

— Должна тебе признаться, Генрих, что та часть жизни, которую я уже осилила, была всегда поделена между модой, которую я создавала, и мужчинами, которых я за руку водила по свету. Как правило, я оплачивала их заоблачные счета, что делаю и по сей день. Моя же мечта — отношения с мужчиной, где бы не присутствовали деньги. Правда, до сих пор мне этого не удалось.

— Предлагаю поступить следующим образом: я сейчас же оплачиваю счет, и ты начинаешь жить по новым правилам.

Шанель вдруг зашлась истерическим смехом, с которым ей удалось справиться, лишь оказавшись за рулем машины. Ехала она, правда, так осторожно, что первого же их остановил немолодой полицейский.

— Я что-нибудь нарушила? Я соблюдаю все правила.

— Вот именно поэтому, мадам! Вы не едете, а крадетесь, и я заподозрил, что вы немного выпили.

— Ошибаетесь, дорогой, я не немного выпила, а абсолютно пьяна.

— Видите, я оказался прав! Куда вы следуете, мадам Шанель?

— Вы знаете мое имя?

— Ваше имя знает весь Париж, вся Франция!

— Я еду домой, в отель «Ритц», здесь, за углом.

— Великолепно! Тогда следуйте осторожно за мной, — он сел на стоявший рядом мотоцикл и двинулся впереди машины.

Когда скромная кавалькада остановилась у парадного входа в отель, полицейский, как полагается, продвинулся несколько вперед, уступив место сопровождаемому лимузину. Горстка гостей, включая шофера Ларше, уже ждали у подъезда. К ним присоединился и Генрих.

Коко, выйдя из машины, направилась к стоявшему поодаль у своего мотоцикла полицейскому.

— Хочу поблагодарить вас за снисхождение и одновременно спросить, почему вы сопроводили меня не в участок, чтобы наказать, а домой?

— Видите ли, мадам, в другое время я поступил бы именно так — наказал вас за серьезное нарушение, несмотря на имя и знаменитость. Но сегодня нас, французов, серьезно унизили другие. Поэтому нам наказывать друг друга было бы уже слишком. Дождемся лучших времен, тогда и будем разбираться между собой. А пока прощайте, мадам, желаю успеха!

Он сунул руки в громадные кожаные перчатки с высокими крагами, запустил небрежным толчком ботинка мотор и с грохотом исчез.

* * *

День спустя Генрих сидел во дворе небольшого бистро за столиком под громадным каштаном, с веток которого время от времени шумно срывались созревшие за лето колючие плоды и, встретившись с землей, распадались на две равные половинки, выпуская на свет необыкновенной красоты ярко-коричневое глянцевое ядро.

— Пришел попрощаться и поблагодарить за безупречное сотрудничество, — произнес знакомый голос.

— Мне было очень приятно лично встретиться с человеком, о делах которого знал только по бумагам, сидя в Москве.