Каждому свое

Солдат был удивлен, что пришедший с виду русский заговорил на его языке, однако быстро взял себя в руки и нажал кнопку. Дверь вскоре открылась. Человек в форме лейтенанта молча выразил удивление в связи с появлением незнакомца, а на словах поинтересовался у Генриха о цели его визита.

— Я должен доложить господину Гофмайеру крайне важную информацию.

— Вы можете доложить ее мне, и информация точно попадет тому человеку, который решает эти вопросы.

— Простите, но эту информацию я должен передать лично господину Гофмайеру.

Во всех службах мира конспирация стоит выше любых человеческих отношений, и тем не менее какой-то обидный осадок при этом остается. Лейтенант машинально прикусил нижнюю губу.

— В таком случае пройдите в эту комнату и ожидайте вызова, — он сделал паузу и, не сдержавшись, добавил: — Если вы, конечно, понадобитесь.

Время текло медленно. За дверью слышались шаги входящих и выходящих людей, доносились отдельные, ничего не значащие фразы. Однако для философских размышлений сейчас было не время. Нужно было еще раз хорошенько продумать разговор с Гофмайером.

* * *

Всего два месяца назад Григорий устроил для Северова весьма полезное, хотя и странное свидание с двумя русскими, попавшими в плен и завербованными немцами. Оба были сброшены с немецкого самолета в районе города Ижевска, где родились и откуда были призваны в Красную армию. У обоих было одно и то же задание: собирать информацию по оборонным заводам, расположенным вокруг города. Немцев интересовало все: от качества стрелкового оружия, выпускаемого здесь на заводах, до настроения населения в регионе. Оба были арестованы советскими органами сразу же после приземления, что невероятно обесценило выдвинутую ими версию о намерении сразу явиться с повинной. Теперь судьба обоих была в руках советских следователей, у которых был широкий диапазон выбора — от расстрела до полной реабилитации и направления вновь в боевые части. В промежутке между крайностями могли оказаться тюрьма, лагерь, штрафной батальон — каждый вариант являл собой иной шанс на выживание.

Допрос вели двое. У одного были наушники, через них Северов мог передать вопрос арестованному, оставаясь в соседней комнате.

— Кого из высшего руководства абвергруппы «Север» вы знали лично?

Арестованный Федулов, громадный детина двухметрового роста с мрачным лицом и маленькими глазками, с непропорционально большой челюстью, которую с видимым трудом приводили в движение какие-то внутренние силы, не спеша рисовал достаточно мрачную картину своего пребывания в плену, а затем и в немецкой разведшколе.

Несмотря на простоватый деревенский вид, говорил Федулов как городской житель, но растягивал слова, а потому производил впечатление тугодума.

— Из немецких высших чинов мне неоднократно приходилось встречаться с Кляйном и один раз — с руководителем абвергруппы «Север» Гофмайером. Во время последней встречи перед самой отправкой в Россию он сильно меня унизил.

— А именно?

— Он сказал: «Учти, Федулов, там, в России, выполняя наше задание, тебе придется действовать не кулаками, как ты привык, а мозгами, а это нечто совсем другое. Ты меня понимаешь?». Я тогда, честно говоря, обиделся, но не подал виду. Мне главное было от них вырваться, а здесь, дома, все одно в землю ложиться придется рано или поздно. Важно, что теперь уж в свою.

— Послушайте, Федулов, я не о вас говорю. Меня Гофмайер интересует.

— Немец как немец. Худший вариант. Немцы — народ трудолюбивый, и дома, и жизнь строят добротно.

— Я не про нацию, а про Гофмайера спрашиваю!

— Нация, как дерево. На нем нарост образуется, который большую часть соков из дерева высасывает для себя, а тому почти ничего не оставляет.

— Стоп, — прервал его следователь, — вы постоянно отклоняетесь от главной темы, которая нас интересует, Гофмайер.

— А что Гофмайер? Я уже вам сказал — слизняк. Сейчас, пока он наверху людьми распоряжается, смотрится человеком, а вот попади он, скажем, в нашу ситуацию — стал бы сапоги хозяевам лизать, лишь бы его не били да голодом не морили. Но если дать ему власть над другими, то лютовать будет. Притом сам бить не станет, чтобы руки не запачкать, а подберет народ, который этим делом займется, а он останется в белых перчатка и при чистом платочке.

Второй диверсант Виноградов, хотя и был земляком Федулова, но являлся ему полной внутренней и внешней противоположностью. По профессии сельский учитель, то есть местный интеллигент, но большую часть жизни проработал местным судьей. В людских душах копаться любит и умеет.

— Гофмайер? — глаза у него живо забегали, как у ученика, вытянувшего на экзамене удачный билет. — Гофмайер — это как раз тот немецкий начальник, с которым мне довелось общаться больше, чем с другими. Он нередко вызывал меня, когда не мог разобраться в способностях русских кандидатов выполнить задание, которое он собирался перед ними поставить. Характеризуя людей, я помогал им выпутаться из паутины, которой он их опутывал.

— Ну а самого Гофмайера как вы можете охарактеризовать? — спросил в наушниках Северов.