Каждому свое

Рагглс, удивительно похожий на длинноклювого кроншнепа, отведавшего какой-то гнильцы, сказал:

– О, но ведь у нас в комитете была срочная встреча… Было заседание… И вам отправили письмо с просьбой пересмотреть…

– Знаю, – перебил его Титженс. – Я заберу свое прошение об уходе сегодня… и подам его заново завтра утром.

Мышцы Рагглса расслабились на долю секунды, но затем снова напряглись.

– Ох, скажу я вам! – воскликнул он. – Только не это… Вы не можете так поступить… Только не с нашим клубом! Так еще никто не поступал… Это оскорбление…

– Это было неизбежно, – проговорил Титженс. – Нельзя требовать от джентльменов, чтобы они были членами клуба, существующего под начальством таких людей.

Низкий голос Рагглса внезапно стал очень писклявым.

– Ну, скажу я вам! – пропищал он.

– У меня нет никакого желания вам мстить… – проговорил Титженс. – Но я смертельно устал – от всех этих старых женщин и их болтовни.

– Я не… – Внезапно его лицо сделалось темно-коричневым, потом алым, а потом коричневато-пурпурным. Он стоял, поникнув, рассматривая обувь Титженса.

– О! А! Что ж! – наконец проговорил он. – Увидимся сегодня у Макмастера… Большое событие – он получил орден и рыцарский титул. Замечательный человек.

Тогда-то Титженс впервые услышал о рыцарском титуле Макмастера. Позже, в одиночестве ужиная с сэром Винсентом и леди Макмастер, он заметил на стене фотографию, на которой со спины были засняты Винсент и Его Величество, – это снимок наутро появится во всех газетах. По робким попыткам Макмастера перебить Эдит Этель, которая пустилась в объяснения о том, что рыцарство пожаловано Макмастеру за особые заслуги, Титженс догадался, что это были за заслуги, и понял, что Винсент не уведомил супругу о том, кто же на самом деле выполнил расчеты. И – совсем как его возлюбленная – Титженс принял это. Он не находил причин, по которым Макмастеру стоило бы отказать в удовольствии пользоваться уважением у себя дома. Но несмотря на то, что в течение всего вечера Макмастер с беспокойством и вниманием, как заискивающая левретка, бегал от знаменитости к знаменитости, стараясь как можно дольше пробыть рядом с Титженсом, и хотя Титженс понимал, что его друга печалил и ужасал, как и всех женщин, тот факт, что он, Титженс, снова отправляется во Францию, Титженс не мог смотреть ему в глаза. Ему было стыдно. Ему впервые в жизни было стыдно!

Когда же Титженс сбежал с общего празднества – к своей возлюбленной! – Макмастер, запыхавшись, пустился за ним вдогонку вниз по лестнице, лавируя между расступающимися гостями, поднимающимися по ступенькам вверх. Он сказал:

– Подожди… Не уходи… Я хочу… – Он бросил назад несчастный, испуганный взгляд – леди Макмастер могла появиться на ступеньках в любую секунду. Его короткая черная борода подрагивала, он опустил свои печальные глаза и сказал: – Я хотел объясниться… Это несчастное рыцарство…

Титженс похлопал его по плечу. Макмастер стоял на ступеньке чуть выше его.

– Все хорошо, старина, – с чувством проговорил Кристофер. – Мы с тобой уже столько всего пережили, что такие пустяки нам не страшны… Я очень рад…

– И Валентайн… Ее сегодня здесь нет… – прошептал Макмастер. И воскликнул: – О боже! Я не подумал…

– Все хорошо. Все хорошо. Она на другом праздновании… И я тоже пойду… – сказал Титженс.

Макмастер взглянул на него с сомнением и печалью, наклонился вперед и схватился за скользкие перила.

– Скажи ей… – проговорил он. – Боже правый! Ты можешь погибнуть… Прошу тебя… Прошу тебя, поверь… Я буду… Как зеницу ока…

Титженс бросил быстрый взгляд на Макмастера и успел заметить, что его глаза наполнились слезами.

Они оба долго простояли, глядя на каменные ступеньки.

Потом Макмастер проговорил:

– Что ж…

– Что ж… – вторил ему Титженс.

Но он так и не смог взглянуть ему в глаза, хоть и чувствовал, что друг сочувственно вглядывается в его лицо… «Не могу смотреть ему в глаза, хотя, быть может, никогда больше его не увижу, – подумалось Титженсу. – Как странно. Сбежать бы тайком».

«Но сейчас, – строго сказал он себе, мысленно возвращаясь к девушке, что стояла рядом с ним, – невозможно „сбежать тайком“… Я должен ей признаться… Должен, черт побери…»

Она прижала носовой платок к лицу.

– Вечно я плачу, – проговорила она. – Маленький источник, который никогда не иссякнет…

Он осмотрелся по сторонам. Рагглс и генерал Какой-То-Там, обладатель вставной челюсти, не умещавшейся в рот, наверняка уже на подходе к ним. Улица с угольно-черными кустарниками была чистой, пустынной и тихой. Девушка смотрела на него. Он не знал, сколько продолжалось молчание, не понимал, где находится, его невыносимо тянуло к ней.

Спустя долгое время, он наконец проговорил:

– Что ж…

Она отступила назад. И сказала:

– Я не стану смотреть, как вы уходите… Это очень больно – видеть, как кто-то уходит… Но я никогда… Я никогда не вырежу ваши слова из памяти…

Она ушла в дом, дверь за ней захлопнулась. Он все спрашивал себя, какие же слова она никогда не вырежет из памяти. Те ли, которые он произнес, когда просил ее провести с ним ночь?..