Прилетел милиционер с пожарным экспертом. На пепелище не нашли карабин, кто-то считал, что Пашку убили, а потом подожгли дом, кто-то подозревал Мамая, который, кстати, тут же подал заявление на Пашин охотничий участок. Коля считал, что дело связано с канистрами, нагрелся бензин его и выдавило. Мамай на поминках оказался рядом с Колей, щурился:” Я-то зна-а-ю где Райка была!” Коля наклонился и тихо сказал:” Видишь вон ту бутылку - сейчас я ее об твою башку расшибу!”.
На поминки у сестры Паши заходили кучками человек по двенадцать, выпивали, говорили что-то мало значащее и уходили, чтоб дать место другим. Порой забредал кто-нибудь из пропащих, бичик-пьянчужка - кому горе, а ему везенье.
- Ладно, давайте, как говорится, чтоб земля пухом...
Выпили. Говорили негромко, друг другу - мол Саша, кутью бери. Коля, морс передай. Потом как-то прорвало, ожили. Начал Быня:
- Еду. Чо такое - нарта стоит...
Снова вспомнили тяжелую Пашину дорогу и брошенные по очереди нарту, сани и “буран”.
- Будто держало его что-то! - с силой сказал Быня и повторял несколько:” Грю, прям будто что-то держало!” Выражение пришлось, потом не раз повторялось.
Колю в жар бросало от мысли, что если б вышвырнул ее, как собаку, или отвел бы домой - ничего бы не было, ни этого зарева, ни остального. Как ни гнал от себя, снова всплывало это “если бы”, дразня безобидностью начала и убивая непоправимостью совершившегося, ужасающим котрастом между минутным и все равно отравленным удовольствием и непосильной расплатой. И всего страшней было, что чуял, а поддался, не устоял - нет ему прощенья.
В начале января Коля поехал в тайгу - запускать Пашин участок, перед собой хоть чуточку легче, а главное Рае сейчас пушнина нужна. Уезжал хорошо, да все скомкала сучка. Собак, которые по такому снегу лишь обуза, да и ждать их заколеешь останавливаться, он привязал, сосед покормит. Кобеля посадил на цепь, а Муху, небольшую угольно-черную сучку, на веревку, но та отгрызлась и догнала Колю, когда он остановился у Камней заменить свечу. “Отъелась, падла. Надо было на тросик посадить, искать поленился. - Коля выматерился, - то свеча, то сучка!”. Взялся гнать, отбежала, села, пальнул над ушами, наоборот заозиралась - где добыча - в конце концов махнул рукой и поехал.
В тайге настроение не то что улучшилось - просто остальное отошло, загородилось привычной обстановкой ловушек, ожиданьем висящего припорошенного соболя. Спустился в ручей и долго искал затеси, найдя и поднявшись, увидел большую кулемку с попавшим соболем, обрадовался, ринулся, почти поравнялся с ловушкой, и нога вдруг сорвалась, как в пустоту - лопнула юкса. Сучка семенила сзади, все стремясь его обогнать, но обогнав, плелась под носом, и Коля спотыкался об нее лыжами. Сейчас, воспользовавшись неполадкой, она, жарко дыша, ломанулась вперед. Пашка раздраженно крикнул: “Куда!” Сучка остановилась, обернулась, Коля было хотел кинуть в нее лопатку, как вдруг замер, увидя на черном фоне Мухиной спины нечто тонкое, белое - неестественно прямое для тайги. Он заводил глазами. Слева нитка тянулось к засыпанному снегом ружью, справа к кулемке.
“Сделал-то все по-уму”, - отметил Коля, разбирая самострел: к прикладу снизу поперек был привязан настороженный капкан, сжатая пружина соединена петелькой со спуском ружья, а нитка тянется от тарелочки к крыше кулемки: росомаха добирается к приваде разбирая крышу. В стволе картечь. “Как раз бы по одному месту, - мрачно бросил Коля, - знал куда целить”.
- На горе стоит избушка... - Ясно, про какую он подружку пел. Шел дальше потрясенный - ведь не сучка - кранты, да еще б промучился неизвестно сколько. Ведь чуть не убил ее, прогнать хотел, собака на хрен не нужна сейчас. Ведь неправильно все сделал. Цепь найти поленился - неправильно. Сучку не прогнал - неправильно. Юксы вчера хотел проверить, плюнул тоже неправильно. Где правда? Брел по путику подавленный, вроде бы спасшийся, но почти неживой под убийственным нагромождением случайностей. Как жить? Чему и во что верить? И наваливалась воспоминаниями беспорядочная, полная суеты, жизнь: снова вставало главное - ведь все неправильно делал, и из-за этого спасся.
В капкан попал соболь, но нескладно, головой под пружину. Проще было разобрать капкан в избушке, и Коля полез в карман - там с деревни болтались пассатижки. Достав, узнал: Пашкины. И прежде всех соображений стрельнуло низовое, практическое - отдавать не надо. И тут же сморщился: че говорю - жизнь отнял, жену - почти, а тут пассатижи - смотри-ка прибавка!
И от этой несоизмеримости - будто током прошило: - Ведь значит простил! Значит есть! От дур-рак! Лежал бы с простреленными ляжками. Значит есть Он, есть, есть! - и все никак не мог успокоиться: так стремительно сложилось и выстроилось в неслучайное все казавшееся случайным.