Каждому своё

Проснулся он от ощущения прохлады на лбу. Овечкин открыл глаза и увидел Дилару, укладывающую ему на голову мокрую тряпицу. Оказалось, что она с детьми переехала жить в коридор возле слесарки после того, как Антон попал в медпункт. В саму слесарку её не пустили, Петрович наотрез отказался впускать детей в помещение с оголенными проводами, фонящими скафандрами и россыпью всевозможных небезопасных инструментов. Тем более что свободного места в слесарке не осталось, всё занимали запчасти, а на полу разместили Овечкина и остальных членов группы. Но Дилара решила, что в данный момент не до жиру, и лучше жить в тесном коридоре, поближе к сильным мира сего, чем в просторном вагоне, находящемся в полузатопленном тоннеле на отшибе. Тем более что уровень воды за это время поднялся ещё на пару сантиметров, вода была холодная, и Амину к отхожему месту приходилось носить на руках, чтобы не простыла, а Давид соорудил себе непромокаемые обмотки из опустевших продуктовых пакетов.

– На, поешь, – жена поднесла ему ко рту ложку, и Антон послушно открыл рот.

– Сколько времени прошло? – он жадно жевал безвкусное варёное тесто, словно ел не наскоро сваренные в пустом кипятке спагетти, руками переломанные в мелкую соломку, а изысканную пасту в дорогом итальянском ресторане. – Кто-нибудь уже пошёл к бомбоубежищу?

– Нет ещё, – Дилара скормила ему вторую ложку. – Сейчас утро, сутки ещё не прошли, все ждут, когда настанет время, и карту. Вы все слегли без сознания, и рисовать её было некому. Ещё спрашивают, что с вашими скафандрами, Петрович говорит, что починить их уже нельзя, но все ждут, когда ты очнешься и проверишь их лично.

– Порфирьев… – Антон проглотил пищу и потянулся губами к третьей ложке. – Не нарисовал им карту? Он же в порядке, я видел…

– Он ведёт себя странно, – жена понизила голос, косясь на запертую дверь. – Ему было плохо всего пару часов, он слёг позже всех и раньше всех пришёл в норму. Я слышала, как он сказал фельдшеру, что у него есть небольшая степень адаптации, ему уже доводилось принимать антирад. Но я думаю, у него был антидот! Потому что для всех он тоже лежал пластом, типа ему тоже плохо, а Петрович приказал мне никому ничего не рассказывать, иначе сама себе хуже сделаю. Они что-то задумали! Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Не совсем, – признался Антон, дожевывая пищу. – Я не в курсе подробностей, но я в теме! Порфирьев сказал, что они обо всем расскажут после того, как мы оклемаемся.

– Он знал, что вам будет так плохо! – сделала вывод Дилара. – И не хотел раскрывать тайну тем, кто останется здесь умирать! У него есть план, как выжить, я чувствую это! И этот план не для всех!

– Где он сейчас? – Овечкин потянулся за следующей порцией. – Порфирьев?

– Ходит по станции, охотится на привидения, – ухмыльнулась жена.

– То есть? – не понял Антон.

– Брюнетку помнишь, из-за которой нас чуть не убили? – Дилара зло скривилась. – Она теперь живёт где-то на платформе. Ночью она завизжала как резаная, на весь мир, блин! Это она умеет! Народ повскакивал, подняли тревогу, думали, что кто-то ворует продукты из вагона. Она сказала, что проснулась ночью типа отойти. И увидела какого-то монстра, одетого в мешковину, с кроваво-красными светящимися глазами. Он типа три метра ростом, огромный и всё такое. Шёл посреди платформы, она даже подумала, что он прямо по спящим людям шагает. Он её увидел и типа посмотрел на неё так, что она поняла, что он хочет её убить. Испугалась и заорала. Монстр, кто бы сомневался, сразу исчез. Точнее, она говорит, что не сразу, а через несколько секунд. Сначала смотрел, как она орёт от ужаса, типа наслаждался. А потом растворился в воздухе.

– И что было потом? – Антон замер, забывая жевать, и ощутил ползущий вдоль позвоночника холодок.

– Сначала эту тупую овцу высмеяли, – Дилара вновь поморщилась, – но потом кто-то заявил, что буквально за пять минут до этого видел что-то очень похожее у себя в тоннеле. Но решил, что это его глючит с перепоя, потому что его продовольственная команда притащила из гастронома спиртное, и они выпили на ночь. В общем, у всех возникло подозрение, что кто-то сделал себе маскировочную накидку из мешковины и ворует продукты, пока все спят. Активисты собрали патруль и обыскали станцию, но никого не нашли. Продукты пересчитали, всё на месте.

– А Порфирьев при чём? – Овечкин сглотнул, не прожевывая.

– Ну, сначала кто-то решил, а вдруг это он, – жена пожала плечами. – У него же мимикрирующее снаряжение. Активисты заявились сюда, но у него алиби, и он сразу заявил, что его снаряжением никто воспользоваться не мог, потому что там какая-то защита на электронику по рисунку сетчатки глаза. Тогда кто-то другой предположил, что здесь, на станции, может быть кто-то ещё, у кого есть такое же снаряжение, но он держит это втайне, чтобы похищать продукты.

– Чушь какая-то, – усомнился Антон, убеждая себя, что всё услышанное не более чем совпадение. Нервы у людей взвинчены, условия вокруг схожие и смертельно опасные, наверняка нет ничего странного в том, что несколько человек видят похожие галлюцинации.