Каждому своё

Человеческая вереница пришла в движение и медленно углубилась в пылевую толщу. Вскоре Порфирьев выстроил всех и ушёл в голову колонны, исчезая в пыльном сумраке. Антон помог жене укрепить дочурку в переноске, и спустя минуту разношерстная людская змейка потянулась вперёд. В этот раз идти было проще. Увеличившаяся дальность видимости и большое количество народа позволяли получать хоть какое-то представление о том, куда идёшь, и что вокруг. Теперь Антон мог различить выпирающие из многометровых груд строительного мусора обломки мощных балок и размозженные в лепешку остовы троллейбусов и электрокаров общественного транспорта. Взрывы, превратившие город в свалку обломков, были столь мощны и многочисленны, что не просто сминали в комок многотонные машины или разрушали небоскрёбы. Всё вокруг было раздроблено на куски и со страшной силой перемешано в сплошную массу урбанистического хлама, опознать в котором те или иные техногенные устройства или конструкции было почти или вообще невозможно. Зато зарубки, оставленные накануне вдоль маршрута следования, луч фонаря высвечивал отчетливо даже с учетом густо осевшей сверху пыли.

Не приходилось сомневаться, что с этой пылью оседают радиоактивные вещества, и уровень радиации вокруг наверняка стал ещё больше. Антон предпочёл не думать об этом, но кто-то из активистов достал счётчик Гейгера, и тот зашёлся в истеричном писке зуммера. Активист немедленно выключил его и засунул в складки одежды.

– Что он показал? – идущая рядом женщина попыталась увидеть дисплей прибора, но не успела.

– Ничего, – заявил активист. – Он сломан! Пищит непрерывно, а на дисплее ноль! Не работает!

Скорее всего, активист солгал, но никто не стал вдаваться в подробности. Так людям было легче надеяться на лучшее. Овечкин окинул взглядом тех, кого позволял рассмотреть луч нашлемного фонаря. Колонна двигалась молча, люди шли, не поднимая глаз, сосредоточенно высматривая, на что поставить ногу в мешанине обломков и рваной арматуры. Молча шагали, молча спотыкались и падали, также молча помогали друг другу подняться и шли дальше. Антон в который раз огляделся и в который раз был вынужден признать, что не понимает, где находится. Москвы больше нет. Осталось только название и утопающее в пыльном сумраке бесконечное месиво из обломков, то громоздящееся грязными оплавленными горами, то проседающее столь же грязными и оплавленными рвами и вмятинами. Несколько раз колонна разрывалась на поворотах между такими вот перепадами рельефа, и люди кричали «Стой!», следуя установленным правилам. Крик передавали по цепи, все останавливались, потом появлялся Порфирьев, который забирал с собой облаченных в скафандры активистов и начинал поиски потерявшихся. Их быстро находили, целостность колонны восстанавливали, и молчаливая вереница продолжала движение, петляя среди бесконечных россыпей останков столицы.

До бомбоубежища добрались за час, но ещё полчаса ушло на то, чтобы уместить в норе всех желающих. Видеокамера, обнаруженная Порфирьевым накануне, исчезла, и кто-то из активистов заявил, что это неоспоримое доказательство того, что обитатели бомбоубежища выходили наружу. А значит, они прочли оставленное Овечкиным сообщение, и к назначенному сроку, то есть вечером, откроют ворота. С ним согласились не все, кое-кто считал, что камеру убрали специально, потому что открывать не собираются, а пришлые её однозначно разобьют, когда это поймут. И вообще, для тех, кто сидит в бомбоубежище, без камеры лучше, типа нет камеры – никого не видим, ни о чём не знаем, открывать некому, ни в чём не виноваты, если что. В конечном итоге было решено долбить в ворота камнями и ждать результата, параллельно проводя осмотр окрестностей на предмет поиска вентиляционных шахт. Как бы то ни было, информация о том, что внутри бомбоубежища есть люди и они живы, ободрила набившихся в нору переселенцев. Восемь человек из числа тех, кто собрался идти с Порфирьевым в Раменки, изменили своё решение и остались у дверей бомбоубежища. В надежде на то, что так у них больше шансов выжить. Уровень радиации внутри норы был втрое ниже, чем на поверхности, и никто не стал чинить им препятствия. Порфирьев пересчитал свою группу, выстроил людей и отдал команду двигаться дальше.