Каждому своё

Группа собралась возле Порфирьева, и он извлек из своего снаряжения маленькую плоскую коробочку с литерной маркировкой. Здоровяк щелкнул фиксатором, и Овечкин увидел капсулы с антирадом, уложенные в мягкие гнёзда амортизирующего материала.

– Каждому по одной! Съесть прямо сейчас! – приказал Порфирьев. – Делать, как в прошлый раз: капсулу разгрызть, жидкость проглотить, капсулу тщательно разжевать и тоже проглотить!

– Почему ты не сказал, что у тебя есть ещё антирад? – Антон торопливо пересчитал капсулы. – Двенадцать штук! Можно было бы спасти ещё двенадцать человек!

Порфирьев аккуратно закрыл коробочку и внезапным ударом вогнал кулачище Овечкину в печень. Антона отбросило назад на шаг, он схватился за вспыхнувший болью бок и просипел:

– За что?! – В следующую секунду печень словно взорвалась жесточайшими мучениями, и он рухнул на покрытые грязным снегом обломки, корчась от нестерпимой боли.

– За тупость, – лаконично ответил Порфирьев и вновь открыл коробку с антирадом: – Берите!

– Ты знал, что подземный город под Раменками уничтожен? – Петрович протянул руку, взял одну капсулу и отправил её в рот.

– Догадывался, – амбал быстро раздавал капсулы всем остальным. – Когда мы нашли Центр Управления Национальной Обороной в виде группы уходящих под землю кратеров, стало ясно, что Раменки могут не перехватить всех вражеских ударов. Антирад действует семь с половиной часов гарантированно, дальше зависит от индивидуальных особенностей организма. У меня сопротивляемость держится семь пятьдесят две. Сколько у вас – не знаю, поэтому ешьте сейчас. Лучше не рисковать. За семь с половиной часов из Москвы не выйдешь, сразу было понятно, что возникнут препятствия, задержки, всё затянется. Поэтому я рассчитал всё, что имелось, и честно сказал, что у меня есть лишние десять доз. Овечкин! Хватит кривляться! Вставай и жри свой антирад! Не то умрёшь ещё, а у тебя дети!

Люди спешно разобрали капсулы и принялись просовывать их под респираторы и лицевые щитки скафандров. Дилара покосилась на тяжело дышащего Антона, с трудом поднимающегося с земли, и вытащила из коробки три капсулы.

– Дети смогут это… – её голос звучал почти спокойно, но в глазах царил страх, – перенести?

– Не знаю, – честно признался Порфирьев. – Может, не смогут. Но так хоть какие-то шансы есть, а без антирада они гарантированно погибнут. Без антирада мы все погибнем. Как только начнётся интоксикация, нас скрючит так, что живыми уже не очнёмся. При таком уровне радиации никто не выживет, – он кивнул в пыльный сумрак, в толще которого остались трупы двадцати человек. – Больше антирада нет. За семь с половиной часов мы должны выйти из Москвы и добраться до местности, где нет радиации. Передозировка антирада опасна для жизни, но, может быть, кому-нибудь из нас повезёт. Или найдём медицинскую помощь. Овечкин! Твоё время на исходе!

– Иду… – Антон, превозмогая боль, подошёл к Порфирьеву и забрал предпоследнюю капсулу. Он понизил голос до шепота, чтобы не услышал Давид, и с обидой заявил: – Зачем ты так?! При детях!

– Я могу задать тебе тот же вопрос, – судя по голосу, Порфирьеву было в высшей степени плевать.

Спорить с психованным мизантропом не имело смысла, действие антирада могло завершиться в любую секунду, и Антон не стал медлить. Он открыл лицевой щиток скафандра, индикаторная панель вспыхнула пиктограммой разгерметизации, и по спине невольно пробежал холодок страха. Овечкин торопливо сунул капсулу в рот, захлопнул гермошлем и поспешил убедиться, что после того как маленькая Амина съела препарат, маска респиратора плотно облегает лицо дочурки.

– Олег! – Давид сосредоточенно жевал антирад, игнорируя терпкую горечь. – А детские скафандры бывают? Как для меня? И для Амины?

– Не видел, – Порфирьев захлопнул коробку с оставшейся капсулой и убрал в подсумок, незаметный на сливающемся с окружающим сумраком снаряжении. – Но, может быть, где-нибудь и есть. Не бойся, Петрович хорошо вас укутал, в несколько слоёв. Не скафандр, конечно, но под антирадом продержитесь. Нам бы за город выбраться поскорее. Должно быть место, по которому не стреляли. У нас семь с половиной часов, чтобы его найти. Вперёд!

* * *

Час пути прошёл в полной тишине, прерываемой лишь короткими фразами переклички, которую Порфирьев устраивал каждые пять минут. Амбал убеждался, что все ещё на ногах, и эфир вновь замолкал. Люди сильно устали, Давида несли по очереди, но Порфирьев по-прежнему не позволял Овечкину двигаться рядом с семьёй.

– Хочешь идти с семьёй – отдавай скафандр кому-нибудь и иди, – заявил он в ответ на просьбу в эфире. – Пусть кто-то другой идет в защите, тепле, со светом и с радиосвязью, и следит за тем, чтоб никто не отстал и не потерялся.

Тут же на Антона набросилась Дилара, явившаяся к нему прямо с Аминой за спиной.

– Ещё раз ты его разозлишь, я выцарапаю тебе глаз, клянусь! – зашипела она на мужа. – Ты чего добиваешься?! Один раз нас уже чуть не выгнали из-за твоих кривляний! Мы без него не выживем! А он без нас запросто! Им без нас будет даже легче!