На что Антон обратил внимание Порфирьева еще утром и веско объяснил, что без надлежащего надзора так будет всегда. Кто-то из профессиональных технических специалистов, таких как Инженер Овечкин, должен постоянно следить за тем, чтобы работы не только не останавливались, но и производились с надлежащим качеством. Капитан-мизантроп прорычал в ответ, мол, в этом нет смысла до тех пор, пока у нас не появятся стройматериалы, потому что работать особо не с чем, а для того чтобы открывать-закрывать выезд, инженерное образование не требуется. Можно подумать, оно жизненно необходимо для погрузки ящиков или разрезания на запчасти стеллажей Росрезерва! Это просто знак судьбы, не иначе, что из всех оккупировавших Росрезерв ФСБ-шников Порфирьев взял в плен единственного инженера-механика. Фортуна реально дает Антону шанс.
Потому что в эту ремонтную экспедицию капитан-мизантроп взял Шарафутдинова, которому уже изменили статус с пленного на «специалиста, находящегося на испытательном сроке». И, как положено у военных дуболомов, сразу же унизили, наградив радиопозывным «Пиджак». Но без унижений тех, кто слабее тебя, вояки жить не могут, это Антон уяснил уже давно, поэтому вообще не удивился, когда увидел самодовольную физиономию Абрека, сообщающего Шарафутдинову его новый позывной. Да и пусть! Главное, что Порфирьев не потащил Антона с собой чинить вездеход! Овечкин ни секунды не сомневался, что, не будь Шарафутдинова, асоциальный брутал глубоко наплевал бы на сломанные пальцы Антона и обязательно поволок его в эту долбаную ремонтную экспедицию. А так его оставили в недолгом покое и безопасности, и сейчас он впервые смотрит на отправляющихся в смертельную поездку людей со стороны.
Силуэты участников экспедиции быстро утонули в забитом пылью воздухе ангара, слабо освещенного мутными пятнами выносных фонарей, и входные ворота закрылись. Камера перешла в режим ожидания, и Овечкин мысленно поздравил себя с толикой сохраненного здоровья. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло! Он посмотрел на загипсованную руку, висящую на перевязи на груди. Во время сеанса детоксикации Снегирёва провела ему какие-то хирургические процедуры, а спустя несколько часов поместила его в биорегенератор еще раз. Оттуда Антон вышел уже с гипсом, точнее, с его пластиковым аналогом, потому что настоящий гипс в биорегенераторах не используется. Пальцы уже не болят и даже не ноют, но Снегирёва заявила, что для надежного образования костной мозоли в местах переломов потребуется еще пара процедур в течение недели, и все это время Антону нельзя тревожить руку.
И это просто супергуд, потому что дает ему реальный шанс не переться не только в эту ремонтную экспедицию, но и в следующую спасательную. Которая, как дружно заявили вояки, состоится немедленно, как только в строй вернется вездеход и люди, его в этот самый строй вернувшие. То есть через двое-трое суток максимум. А это меньше недели и впору прыгать от счастья. Антон бы и прыгал, да только опасался двух вещей: сглазить и Дилары. Сглазить – в том смысле, что только обрадуешься, как Порфирьеву взбредет в голову, что Овечкин обязан принять участие в спасательной экспедиции любой ценой. С него станется! А насчет Дилары ситуация обстояла не лучше. Антона выписали из медотсека три часа назад самого последнего, потому что Снегирёвой не нравилось что-то в его легких, и она провела ему несколько физиопроцедур. И едва он вышел из медотсека, как увидел ждущую его жену.
Вся очередь, ожидающая приема у Снегирёвой, с теплотой, пониманием и сочувствием отнеслась к Антону с загипсованной рукой. Женщины интересовались его самочувствием, желали скорейшего выздоровления и искренне радовались, что Инженер Овечкин вернулся с поверхности живым. Все понимали, что он получил травму, когда рисковал жизнью ради общего блага. Антону говорили ободряющие слова, Дилару поздравляли с тем, что все обошлось без фатальных последствий. Дилара сияла, рассыпаясь в благодарностях, держа его под руку мертвой хваткой, и неторопливо, но настойчиво стремилась покинуть центральный коридор. Едва они добрались до своего номера, на Антона вылился целый океан токсичных упреков.
Он и слишком сильно для семьянина радовался женскому вниманию, и слишком улыбался похотливым взглядам, и слишком долго оттуда уходил, слишком поздно поинтересовался здоровьем ребенка, слишком холодно справился о самочувствии жены, вообще не подумал о том, что у семьи накопилась очередь из клиентов, желающих получить водные процедуры и доступ в детскую игровую сеть в обмен на то, что так необходимо его единственному уцелевшему ребенку с подорванным здоровьем. Сказать что-либо в свою защиту Антон даже не решился, чтобы не усугублять скандал вообще и в присутствии Давида в частности. Давид выглядел вялым и уставшим, хотя сегодня вообще не играл с друзьями, а всего лишь долго не ложился спать, дожидаясь возвращения отца.