Каждый день как последний

Кен в этом от дяди отличался. Знал, когда нужно остановиться, чтобы все не испортить. По крайней мере, он верил в то, что у него это получается. И гордился собой.

Дядю Кена звали Валерой. Его фотография в траурной рамке до сих пор стояла в стенке. Бабушка, когда жива была, часто плакала, глядя на нее. Внук, жалея ее, подбегал, обнимал. Старушка гладила его по голове и успокаивалась. Волосы у Кена были такими же, как у Валеры. Мягкие, густые, чуть волнистые. Только у дяди светлые, а у племянника темные.

Когда бабушка скончалась, Кен нашел ее дневники. Оказалось, она вела их на протяжении многих лет. Девичьих переживаний и восторгов молодой жены и матери записи не содержали. Бабушка начала записывать свои мысли после смерти мужа. Хотелось поделиться своим горем, а с людьми у нее не получалось. Родственников и подруг у нее не было, только дети. А им и так тяжело. Им своего горя хватает. И вдова стала изливать душу неодушевленному предмету, а именно толстой общей тетради в обложке из коричневого дерматина. Исписав ее, бабушка завела другую. Эта уже была синей. Самая последняя — красная. Цвета крови, которой истек ее сын Валера…

Кену говорили, что дядя погиб трагически, но и только. Но когда он прочел записи в бабушкином дневнике, многое узнал. Оказалось, Валеру убили с особой жестокостью. Но виновников преступления так и не наказали. Против них не нашлось достаточного количества улик. От этого бабушка и страдала больше всего. Мало того, что она потеряла сына, так еще те, кто отнял его у нее, остались на свободе.

При мысли о том, как мучилась его бабушка, Кен помрачнел. Настроение резко ухудшилось. Расхотелось писать. Он выбил из пачки сигарету и вновь закурил. Не успел сделать две затяжки, как зазвонил сотовый. Аппарат был новый. Кен купил его взамен того, который исчез вместе с другими вещами пленников. Ранее он имел классический «Верту». Роскошный, но малофункциональный. Кен был равнодушен к техническим наворотам. Он все равно не пользовался ни одной из дополнительных функций. Только звонил и набирал смс. Даже почту с мобильного не проверял. Но в городке купить новый «Верту» не было возможности, а ждать доставки из интернет-магазина не хотелось. Поэтому он приобрел последний айфон. Теперь мучился, потому что ничего в нем не понимал.

Но отвечать на вызов Кен научился и, мазнув пальцем по экрану, сказал:

— Алло.

— Привет, Кен.

— Здравствуй, Паш.

— Тебе Егор не звонил?

— Нет. А что?

— Мне ночью звонил, да я спал, не взял трубку. Набираю весь день, а у него абонент не абонент.

— Наверное, погрузился в творчество и не заметил, как разрядился его телефон.

— Наверное… Только беспокойно мне как-то. Ты помнишь, где он живет?

— Где-то на Строителей. Кажется, в начале улицы.

— Давай съездим?

— Хорошо, давай.

— Заберешь меня с Революции, я тут в бистро сижу?

— Через двадцать минут.

— Отлично. Буду ждать.

Закончив разговор, Кен быстро докурил сигарету, сунул айфон в карман, взял ключи от машины и покинул квартиру.

* * *

— Я помню этот район, — сказал Паша, выбравшись из машины. — Когда его строили, я ребенком бегал сюда, чтобы забраться на подъемный кран и посмотреть на город с высоты.

— Я даже не знал, что тут что-то строится. Не бывал на окраинах, — сказал Кен.

— Тут болота были. Потом их осушили. Я здесь головастиков ловил, потом стал по стройкам лазить. Это очень увлекательно, скажу тебе…

Кен пожал плечами. Возможно, Паша прав, и пацану интересно взбираться на краны, нырять в траншеи, носиться по лестницам, но он ничем таким не занимался. Даже в голову не приходило.

— Как мы найдем дом и квартиру Егора? — спросил он у Паши.

— Да спросим у кого-нибудь. — Он указал на лавочку, на которой рядком сидели три бабули.

Они приблизились к ним. Паша, поздоровавшись, обратился к самой старшей:

— Не подскажете, где скульптор живет? Егором его зовут. Высокий, худощавый, с залысинами?

— Не знаю, сынок, — покачала головой бабка. Она была худая, морщинистая, в старом-престаром пальто из простеганной плащевки и в мохеровом берете с гигантским цветком на боку.

— Как не знаешь? — ткнула ее в бок товарка. — Сама же говорила, что напротив тебя.

— Напротив какой-то чудак живет. Грязь домой таскает. Весь подъезд изгадил.

— Не грязь, а глину, сам же тебе сказал.

— А какая разница?

— Большая! Из глины лепить можно, не знаешь, что ли? — Она перевела взгляд на Пашу. — Идите вот в этот дом… — Она указала на пятиэтажку, стоящую торцом к дороге. — Первый подъезд, нажмите на восьмерку, там дед живет, он всегда дома, пустит вас. Третий этаж, квартира справа.

— Спасибо большое.

— Да не похож он на скульптора, — фыркнула соседка Егора. — Морда уркаганская… А на руке наколка! Скульптор! Не смешите…

И продолжила в том же духе, но Паша с Кеном ее уже не слушали.

Они зашли в подъезд (дед и правда впустил их), поднялись на третий этаж. Паша позвонил. Затем постучал. Ему никто не открыл.

— Дома нет, — сделал вывод Кен.

— Ты слышишь телевизор? — спросил Паша, прислонившись к двери.

Кен последовал его примеру и прислушался.

— Да, он работает, — сказал он. — И что из того?