Каждый десятый

Один за одним пленные вышли наружу, плохо понимая, что происходит. Последним через порог переступил Коромыслов. Часовой запер дверь на замок и обернулся к Ельке:

— Ну?

— Чего ну? Не запряг, не нукай.

— Другой раз попадешься, гаденок, волчий выкормыш, — срублю башку и в погано место закину!.. Я ведь нарочно в караул напросился, чтоб тебя из петли выручить! Все ж таки кровь не водица…

Вместо благодарности Елька рванул у казака из рук карабин и одновременно костлявой своей коленкой двинул под дых. Охнув, рыжебородый повалился на землю. А Елька еще пнул его сапогом раз, другой и нагнулся, чтобы снять с бесчувственного часового подсумок, набитый патронами, и шашку.

— Бежим, робята, — прошептал дед Алеха. Но Елька, тоже шепотом, запретил:

— Не бежать! По бегущему враз огонь откроют… Идем неторопко, как свои, будто по каким делам.

Они двинулись к огородам, разделившись: дед Алеха шел со Степаном Байдой, а Елька с Саней и Святополком.

— Зря ты его так, — неодобрительно буркнул Святополк. И Саня поддержала возмущенным шепотом:

— Прямо как зверь!.. А он явно сочувствующий. Может, из подпольной ячейки.

Елька презрительно сплюнул:

— Ну, ты умна! Это, знаешь, кто? Брат мой родный.

— Брат? — растерялась Саня.

— Ага. Нас у отца-матери пять парией. Я меньшой, меня Мизинчиком звали. А это средний, Минька… Как он стал меня собачить, у меня сердце зашлось. Ах ты, шкура колчаковская!..

— М-да… Ну, будем считать, что так для него лучше, — утешил девушку Святополк. — Найдут избитого, в крови, на него и не подумают — решат, что мы через крышу…

Они вышли за околицу. Кругом не видно было ни души.

— Вот теперь бежим, — велел Мизинчик.

И нее пятеро, низко пригнувшись, припустились через поле к чернеющему впереди лесу.

В стороне, шагов за триста от них, мелькнул огонек — словно зажгли спичку, щелкнул винтовочный выстрел. Это их заприметил колчаковский дозор. За первым выстрелом ударили другие, но было уже поздно: домчавшись до опушки, беглецы скрылись за деревьями.

— Вставай, милая, с постели, грибы жарены поспели! — пропел кто-то над ухом у Сани, и она, вздрогнув, проснулась.

Над ней склонилось бурое, словно прокопченное лицо деда Алехи. Девушка откинула шинельку и с трудом поднялась с кучи сухого лапника. Руки и ноги у нее закоченели от утреннего холода. А дед Алеха продолжал болтать:

— Пока ты подушку давила, я весь лес обегал. Набрал грибков, на родничок натакался — вода, как слеза…

Над крохотным бездымным копром пеклись вздетые на лучинки грибы. Одну такую лучинку Алеха дал Сане, другую взял себе и быстро, как белка, объел, пока девушка еще дула на горячее.

Вышли из-за сосен остальные трое, тоже подсели к костерку.

— Поела? — хмуро спросил Мизинчик. — Беги к воде. Напейся, умойся и живо назад. Будем совет держать…

…Все пятеро сидели кто как — на поваленном дереве, на пеньках — и держали военный совет.

— Тута нам и прощаться, — говорил дед Алеха. — Если стайкой пойдем, это гиблое дело… Даже в свяченном писании сказано: стой вместе, беги врозь!

— А вы, диду, не брешете? — усомнился Степан. — Такого я в писании не читал.

— А ты, что ли, поп? Все насквозь помнишь?

— Пип не пип, а…

— Ладно хреновину пороть! — озлился Мизинчик. — Никуда мы не разбежимся. Мы есть бойцы Сводного Тобольского полка. Никто нас этого звания не лишал — как были, так и остались, хотя пас пять…

— Конечно!.. Именно так!.. А як же! — поддержали Саня, Святополк и Степан.

— Ну, можно вместе, — перестроился дед Алеха. — Тут есть травка, козелец называется. В ей молочко очень ядовитое. Ежли глаза натереть, так заслезятся, напухнут — лучше чем трахома получается! Мы четверо натрем и побредем слепцами, а Санька при нас вроде мальчонка-поводырь… Еще и милостыньку подадут!..

Все, кроме Мизинчика, засмеялись: тот вообще никогда не смеялся.

— Да ну тебя, — отмахнулся Святополк. Но дед Алеха не сдавался:

— А иначе как? Тут кругом казаки да каратели… И надо меж них прошмыгнуть и к своим выйти!

— Про своих еще рано думать, — решительно сказал Елька. — Сперва пойдем назад, к починку.

— Ну, это ты, Мизинчик, загнул. — Святополк внимательно посмотрел на Ельку: не шутит ли. — Что мы там забыли?

— Там товарищи наши, которых надо выручать.

— Да у нас оружия на всех один винтарь! — крикнул дед Алеха. А Степан Банда подлил масла в огонь:

— Но кажи… У него ще е шаблкжа. Вин як почне махать — о-го-го!

— Забоялись? — презрительно сказал Мизинчик. — Заячьи души!

Поддержка пришла с неожиданной стороны. В спор вмешалась Саня:

— А знаете, Коромыслов правильно говорит. Мы спаслись, а наши товарищи пускай погибают?

— Слыхали? — укорил Плька. — Баба, курица, а боевей мужиков!.. Ну, давайте по-хорошему: ставлю вопрос на голосование… Кто за то, чтоб идти на выручку?

Он заранее поднял вверх руку. Но присоединилась к нему только Саня.

— А кто против этой авантюры? — спросил Святополк и сам поднял руку. За ним подняли руки Степан и дед Алеха. Мизинчик заскрипел зубами от злости:

— Вот оно как?.. А кто из вас партейный? Никого? Я один, выходит?.. Так вот, мнение партейной ячейки — идти на выручку! И никаких разговоров.