Читаем Каждый любит, как умеет полностью

Это означала, что сейчас она пойдёт на балкон трясти своим четвёртым размером. Мы все вышли туда немного проветриться, я облегчённо вздохнула, Фёдора Ивановича не было. Не то, что бы мне было стыдно за Люську, ну уж больно она была в эти моменты жизнерадостной, могла любого поддеть. Люська закурила и начала достаточно громко восторгаться природой, жизнью и нашей дружбой. В этот момент на балконе появился Фёдор Иванович, как обычно улыбнулся и кивнул мне головой. Люська видимо приняла это на свой счёт, поэтому расправив весь свой боевой четвёртый номер начала строить ему глазки. Он, явно смутившись, быстро ушёл. В комнате включился компьютер.

— Ну, всё, дрочить пошёл, — изрекла Люська.

— Дура ты Люська, он писатель, — сказала я явно краснея.

Люська это заметила.

— Так, так, так, кажется, мы опять влюбились, — насела она на меня.

— Мы просто знакомы, — отнекивалась я, отведя взгляд.

— Ну, ну, сказки мне не рассказывай, счас мы пробьём, что это за писатель такой, — сказала Люська беря телефон.

— Не надо Люся, — попросила я, сев за стол и опустила голову.

Люська посмотрела на меня и сказала уже своим командным голосом:

— Э, я вижу, девочка совсем уже поплыла, тем более надо.

Спорить с ней было бесполезно, она работала в прокуратуре, и невозможного для неё практически не было.

— Петров, ты чего там спишь, а чего так долго трубку не берёшь, — гремела Люська по телефону, — ладно, ладно я пошутила, пробей мне человечка по адресу, ага, а зовут-то его как, — это она уже ко мне.

— Фёдор Иванович, — отвечала я ещё ниже опустив голову, чем больше Люська старалась, тем больше я понимала, насколько мне нравится Фёдор Иванович.

Положив телефон на стол, Люська налила вина и весело сказала:

— Давайте девки ещё по одной и по домам, а то благоверные там уже мечутся.

Мы выпили. Ещё поговорили о всяких мелочах. Светка рассказала про свою таможню, где работала. Зазвонил телефон у Люськи, она внимательно всё выслушала и сказала:

— Ты смотри действительно писатель Фёдор Иванович Громов, даже книги у него уже есть, правда не читала, и не слышала, только вот разница в возрасте, — задумчиво сказала она, — хотя ерунда всё это, если у мужика работает, так у него до самого конца работает в наших умелых руках, — заржала Люська, собственной шутке.

Я же, опять почему-то покраснела.

— Да, что ты сегодня всё краснеешь и краснеешь, неужели точно влюбилась, — уже озабоченно спросила Люська.

— Отстаньте вы от меня, — вдруг вспылила я.

— У, Светка пора нам домой, а то сейчас наш Нытик расплачется.

Они быстро оделись, я их проводила, и они уехали на такси.


Девчонки ушли, и Серене стало очень тоскливо и одиноко. Она вышла на балкон. Полная Луна висела прямо над домом. Как-то само собой она начала беззвучно выть на Луну. Краем глаза она увидела, что на балкон выходит Фёдор Иванович. Он сразу всё понял и тоже стал беззвучно выть.

Серена, почему-то его не стеснялась.


Она лежала на кровати и думала, что это было. Он побывал у неё везде, где было нужно, и сделал всё так, или почти, так как хотела она. Теперь она лежала на спине и бабочки роились внизу её живота, и это с первого раза. Фёдор посапывал на её левом плече. Его рука лежала на её правой груди. Как же ей было хорошо. Серена слегка погладила его, ещё более седые в свете Луны, волосы на затылке и тут же его пальцы нашли её сосок и очень мягко начали слегка его покручивать. Бабочки ещё роились, поэтому Серена вспыхнула сразу вся, и всё повторилось. Он опять уснул на её левом плече.

«Нет, милый, сегодня я уже не больше не буду трогать твой затылок, ты мне ещё такой долго будешь нужен» — подумала Серена и осторожно, на всякий случай, убрала его руку со своей стартовой кнопки. Серена лежала на правом боку, смотрела на полную Луну и счастливо улыбалась. Ураган из бабочек постепенно успокаивался. За спиной похрапывал её любимый мужчина. Серена вспоминала, что прошла всего неделя, и она изменила всем своим принципам. Она совершенно забыла про свою машину и ездила на работу и обратно с Фёдором. Им было очень хорошо вместе, Серена это чувствовала. Фёдор был от природы застенчив и совершенно не оправдывал своей фамилии, да ещё женщины постарались, в плане неудач в личной жизни, но всё же он пригласил её поужинать в кафе и после этого они оказались у неё дома.


Через четыре месяца Серена и Фёдор вместе стояли на балконе и беззвучно выли на полную Луну. Они смеялись, обнимались, целовались и опять выли на Луну, но больше не курили, Серена была уже беременна.

Милая, добрая, хорошая

Мне по делам надо было съездить в Вологду. Билетов в плацкартные вагоны уже не было, поэтому пришлось ехать в купейном. Зайдя в своё купе, я увидел свою попутчицу в виде аккуратненькой старушки с очень грустными и добрыми глазами. Положив свои вещи, я уселся на своё место и, как и все пассажиры уставился в окно.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное