После занятий у Амелии тренировка по баскетболу. Обычно Зара ждет подругу где-нибудь неподалеку, заодно выполняя домашние задания. Но сегодня я слишком сильно тоскую по Рианнон; с этим нужно что-то делать. Я прошу разрешения взять машину Амелии, чтобы выполнить кое-какие поручения. Амелия отдает мне ключи, ни о чем не спрашивая.
До школы, где учится Рианнон, десять минут езды. Занятия закончились, все машины выезжают с парковки мне навстречу. Я пропускаю их и оставляю свою там, где всегда. Затем нахожу место, откуда можно наблюдать за входной дверью; просто надеюсь, что Рианнон еще не уехала.
Я не собираюсь с ней разговаривать. Не собираюсь начинать все сначала. Я просто хочу ее увидеть.
Она появляется через пять минут. Разговаривает с Ребеккой и еще двумя подружками. Мне не слышно, о чем они говорят, но видно, что они полностью поглощены беседой.
На расстоянии она не выглядит удрученной, будто недавно перенесла какую-нибудь утрату. По-видимому, все в ее жизни наладилось. В какой-то момент она на долю секунды поднимает глаза и осматривается. В этот миг можно было бы поверить, что она ищет меня. Не могу сказать, что происходит в следующий момент, потому что быстро отворачиваюсь и смотрю в другую сторону. Не хочу, чтобы она увидела мои глаза.
Для нее все в прошлом. А раз для нее в прошлом, значит, и для меня должно быть так же.
На обратном пути я делаю остановку у «Таргета». Зара знает вкусовые пристрастия Амелии (та больше всего любит разные маленькие пирожные). Я покупаю их и перед тем, как вернуться в школу и разыскать Амелию, выкладываю пирожными ее имя на приборной доске. Думаю, Зара хотела бы, чтобы я так сделал.
Я не очень честен. Я очень хотел, чтобы Рианнон заметила меня на парковке. Хоть я и отвернулся, я хотел, чтобы она подошла ко мне и вела себя со мной так, как вела бы себя с Зарой Амелия после трехдневной разлуки.
Знаю, что этого никогда не случится. И это знание – как вспышка света, она ослепляет меня, и я ничего не вижу.
Амелии нравится то, что она видит на приборной доске, и она настаивает на том, что нам нужно сходить пообедать. Я звоню домой, и мать, кажется, не возражает.
Чувствую, Амелия понимает, что я сегодня с ней только наполовину, но позволяет мне быть наполовину где угодно, потому что мне это нужно. Во время обеда она заполняет тишину рассказами о том, как прошел ее день. Часть из них – правда, а часть – совершенная выдумка. Она предоставляет мне возможность догадаться, что есть что.
Мы вместе только семь месяцев. А судя по количеству воспоминаний Зары, времени прошло гораздо больше.
А потом не могу удержаться и мысленно добавляю:
– Можно спросить тебя кое о чем? – говорю я Амелии.
– Конечно. О чем?
– Если бы я каждый день просыпалась в новом теле (если бы ты не знала, как я буду выглядеть на следующее утро), ты любила бы меня?
Она даже не вздрагивает. Ведет себя так, будто мой вопрос звучит для нее ничуть не странно.
– Даже если бы у тебя была зеленая кожа, борода и между ног мужские причиндалы. Даже если бы у тебя были оранжевые брови, родимое пятно во всю щеку, а нос бы утыкался мне в глаз всякий раз, когда я тебя целую. Даже если бы ты весила семьсот фунтов, а шерсть под мышками была как у добермана. Даже тогда я любила бы тебя.
– И я тебя, – отвечаю.
Произнести эти слова легко, потому что они никогда не станут правдой.
Своим прощальным поцелуем она передает все, что испытывает ко мне. А я пытаюсь ответить ей так, как хотел бы почувствовать это.
Но, встречая сопротивление воздуха, эта нота начинает затихать, как любой звук.
Когда я прихожу домой, мать Зары говорит:
– Ты знаешь… пусть Амелия приходит к нам почаще.
Я понимающе киваю и отвечаю, что передам ее приглашение. Потом кидаюсь к себе в комнату, потому что это уж слишком. Такое количество чужого счастья приводит меня в отчаяние. Я запираю дверь и начинаю рыдать. Рианнон права. Я знаю. У меня никогда не будет ничего подобного.
Я даже не проверяю свою почту. Потому что не хочу ничего знать.
Амелия звонит пожелать мне спокойной ночи. Приходится переадресовать звонок на голосовую почту, потому что, прежде чем ответить, я должен успокоиться, чтобы как можно лучше справиться с ролью Зары.
– Извини, – произношу я, перезванивая чуть позже. – Я разговаривала с мамой. Она настаивает, что тебе нужно бывать у нас чаще.
– А что она имеет в виду: окно спальни или входную дверь?
– Дверь.
– Ну, похоже, маленькая птичка под названием «прогресс» сидит теперь у нас на плече.
Я зеваю, потом извиняюсь.
– Да не извиняйся ты, соня. Я буду тебе сниться, хорошо?
– Договорились.
– Я люблю тебя, – говорит она.
– Я люблю тебя, – отвечаю я.
И мы отключаемся, потому что после таких слов добавить уже нечего.