Еще я пишу, что сегодня – последний раз, когда я выхожу с ним на связь. Я не объясняю, что причина в том, что я перестал ему доверять. Думаю, он сам сообразит.
Закончив, пересылаю всю нашу переписку на новый адрес. И затем уничтожаю свой почтовый ящик. Вместе с этим ящиком уничтожены и несколько лет моей жизни. Единственная настоящая связь с прошлым. Глупо тосковать по какому-то адресу электронной почты, но именно так я себя чувствую. Не так уж много ниточек связывают меня с прошлым, и мне жаль, когда рвется хотя бы одна из них.
Немного позже получаю письмо от Рианнон.
Как поживаешь? Р.
Как раз то, что нужно.
Появляется желание рассказать ей о том, что случилось за последние сорок восемь часов, выложить все события этих двух дней и посмотреть, как она к этому отнесется, поймет ли, что они значили для меня. Мне нужна ее помощь. Нужен ее совет. Поддержка.
Но не думаю, что она хочет того же. А я не хочу рассказывать обо всем, что узнал, если ей это неинтересно. И я пишу ответ:
Это были трудные два дня. И видимо, не только для меня одного. Хоть мне и тяжело это сознавать. А
До полуночи еще несколько часов, но она не находит времени на ответ.
День 6030
Я просыпаюсь в чьих-то объятиях, от Рианнон меня отделяют всего лишь два города.
Стараюсь не разбудить девушку, которая обнимает меня. Невесомые желтые волосы падают ей на глаза. Спиной чувствую биение ее сердца. Ее зовут Амелия, и этой ночью она пробралась через окно, чтобы побыть со мной.
Меня зовут Зара; или, по крайней мере, такое имя выбрала себе девушка, в теле которой я проснулся сегодня. При рождении ее назвали Клементиной, и лет до десяти ей это нравилось. Потом она начала экспериментировать: имя Зара подошло как нельзя лучше. Ее любимой буквой всегда была «З», а счастливым числом – «9».
Амелия начинает ворочаться под простынями.
– Который час? – слабым голосом спрашивает она.
– Семь, – отвечаю я.
Вместо того чтобы подниматься, она прижимается ко мне.
– Не сходишь на разведку проверить, где там твоя мама? Не хотелось бы выбираться тем же путем. С утра у меня координация гораздо хуже, чем ночью, к тому же мне всегда приятнее идти к девушке на свидание, чем возвращаться с него.
– Хорошо, схожу, – говорю я, и она благодарно целует меня в голое плечо.
Когда отношения двоих полны нежности, то нежностью наполняется все пространство вокруг них, и даже само время становится к ним нежнее. Я вылезаю из кровати, чтобы облачиться в просторную рубашку, и мне кажется, будто все вокруг излучает счастье. Все, что происходило в комнате этой ночью, никуда не исчезло. Я проснулся и окунулся в прекрасную ауру, которую создали эти две девушки.
Прохожу на цыпочках в коридор и прислушиваюсь у двери в комнату матери. Из комнаты доносится только сонное дыхание: мы в безопасности. Когда я возвращаюсь к себе, Амелия все еще в постели. Простыня откинута, и я вижу ее всю, в майке и трусиках. Наверное, Зара не упустила бы момент забраться к ней под бочок, но я не могу.
– Она спит, – докладываю я.
– Значит, можем спокойно принять душ?
– Думаю, да.
– Ты пойдешь первой, после меня или пойдем вместе?
– Можешь идти первой.
Она вылезает из постели и по пути в ванную останавливается, чтобы поцеловать меня. Ее руки проникают мне под рубашку, я не возражаю. Напротив, я слегка завожусь.
– Ты уверена? – спрашивает она.
– Иди первой, – снова повторяю я.
Но лишь только она выходит из комнаты, мне ее уже не хватает; именно так чувствовала бы Зара.
Я хотел бы, чтобы на ее месте была Рианнон.
Амелия выскальзывает из дома, пока я еще в душе. А двадцать минут спустя возвращается и ждет меня у двери, чтобы подвезти до школы. Моя мать уже встала и зашла в кухню. Завидев подъезжающую Амелию, она улыбается. Интересно, как много она знает.
В школе большую часть времени мы проводим вместе, но не стараемся уединиться. Скорее наоборот: мы вовлекаем наших друзей в орбиту наших с ней отношений. Мы живем как личности. Мы живем как пара. Мы живем как части троек, четверок и так далее. И кажется, что так правильно.
Я не могу не думать о Рианнон. Я помню, как она сказала, что никогда не сможет познакомить меня со своими друзьями. Что никто, кроме нее, никогда не узнает о моем существовании. И то, что есть между нами, навсегда останется только между нами.
Я начинаю понимать, что это значит и как это было бы печально.
Я уже проникаюсь этим чувством, а ведь ничего еще даже не случилось.
Седьмым уроком у Амелии самостоятельные занятия в библиотеке, а у меня – гимнастика. Когда мы встречаемся, она показывает книги, которые взяла для меня, потому что ей кажется, что они мне понравятся. Узнал бы я когда-нибудь Рианнон так же хорошо?