Каждый умирает в своем отсеке

Василий Васильевич своим ушам не поверил: неужто этот уголовник сумел добраться до святая святых – гэбэшного компьютера? Нет, не может быть, врет, собака!

– Но вас же не это беспокоит, – доверительным тоном проворковал ушлый Пашка, а лукавый взгляд умных глаз наглядно свидетельствовал: я тебя, дорогой партнер, насквозь вижу!

– Не только это, – хмыкнул Абражевич. – Я вот все думаю: не слишком ли ты, Павел Николаевич, широко шагаешь? Штаны, случаем, не порвешь?

И опять эта снисходительная улыбка и насмешливый взгляд.

– Дорогой Василий Васильевич, если не мы – другие все заберут. Страна все стерпит.

– А тебе страну, выходит, и не жалко совсем?

– Кого жалеть, Василий Васильевич? Вы же слышали, что умные люди говорят? Причем интеллигенция, цвет нации. Нашему народу сподручней на свалке, в дерьме удобнее, привычнее, теплее. Еще и спасибо скажут.

С некоторой оторопью вглядывался Абражевич в бездонные карие очи подельщика. Силен все-таки дьявол, мать родную не пожалеет, пустит в расход и глазом не моргнет.

– Тогда так, – подвел черту Абражевич. – Как я понял, переговоры на самом предварительном этапе, верно? Значит, пока не будет полной ясности, я об этом знать ничего не хочу. И не впутывай ты меня без надобности.

– Как угодно, гражданин начальник, – открыто, весело и в упор на Абражевича смотрели прищуренные Пашкины глаза.

Партнеры крепко пожали друг другу руки, а у Василия Васильевича вмиг создалось ощущение, что ему только что смачно плюнули в лицо.

25 «Шоколадка» и иван иванович

В Лейпциге сутки шел дождь. Железнодорожная ветка, куда загнали под разгрузку, была устелена, словно драным ковром, покрасневшими листьями лип. Воздух отрезвляющ и свеж. Несколько рабочих в опрятных фирменных комбинезонах споро перенесли весь груз из вагона в крытые фургоны и тут же укатили. За разгрузкой наблюдал худощавый господин средних лет с угреватым лицом. Когда Мусса убежал к головному вагону, чтобы подписать какие-то документы, Андрей вежливо обратился к чиновнику:

– Братан, ты случаем не русский?

– Тебе чего надо? – невежливо отозвался господин, недовольно кривясь.

– Да просто так. Первый раз в Германии. И всего на сутки. Чего за сутки успеешь? А хотелось бы, понимаешь, отметиться.

– С Муссой отметишься. С ним не промахнешься.

Разговор был ни о чем, но Андрей задал самый главный вопрос, ради которого он этот треп и начал:

– Груз, видать, очень дорогой, коль вы так быстро его с глаз убрали?

После этих слов господин вздрогнул и демонстративно пошел прочь, а Андрей про себя подумал, мол, и не надо мне слышать твой ответ. Вчера вечером, когда состав уже мчался по Германии, изрядно «накушавшийся» шнапса Мусса проболтался, что металлическая стружка – не главное. В трех ящиках в герметичных упаковках находится пробная партия какого-то товара и если все пройдет хорошо, они с Андреем следующий раз этот товар и повезут.

Получалось, что Пашка использовал Андрея втемную. От этой мысли на душе становилось паскудно, чем сразу же воспользовался шустрый Мусса:

– Ну что, пора культурно отдохнуть, – весело заявил он, размахивая перед носом Андрея пачкой евро, – Получил наши с тобой командировочные, остальные, сказали, будут по возвращении.

– Что ты имеешь в виду?

– Я же тебе говорил, что знаю отличное местечко. Пошли, не пожалеешь!

Уже затемно они оказались на узкой улочке, которая, как елочная гирлянда, сплошь сверкала красными, голубыми, зелеными и фиолетовыми шарами. Машины сюда не заезжали. Андрей и Мусса словно из одного мира попали в другой, параллельный. Из сытой и респектабельной среды обитания нормальных людей, перешагнув невидимую границу, ступили в какую-то сказочную буферную зону, где жили дикари и где все было приготовлено для скорого и праздничного жертвоприношения. Замелькали туземные смуглые лики, а из распахнутых окон приземистых и как бы слегка раскачивающихся особняков на путников обрушилась адская какофония, которая лишь отдаленно напоминала музыку и вызывала первобытное воспоминания о языческих временах.

В одну из неприметных деревянных дверей, едва обозначенную пунцовой электрической свечкой, Мусса и ткнулся, как к себе в квартиру, и потянул за собой напарника. Притон был такой, что дух захватывало. Они вдруг словно оказались внутри расписного тульского пряника. Именно такое впечатление произвел на Андрея обитый бархатом и уставленный разноцветной мягкой мебелью холл. С одной стороны – радужно мерцающий бар с торчащей оттуда физиономией крашеного бедуина, с другой – роскошный рояль. В креслах сидели томные девицы в завлекательных позах – всего с десяток. Хотя некоторые из них, вроде занятые собой, из-под вспархивающих периодически ресниц бросали на вошедших мимолетные многообещающие взгляды.

– Да тут одни африканки, – немного растерялся Андрей, впервые в жизни оказавшийся в подобной ситуации.

– Эфиопки, – поправил Мусса, – то, что надо!