Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

Так как я был один, то решил, что смогу поднять крышку, если встану со стороны петель, нагнусь над гробом, поддену край крышки пальцами и потяну ее вверх и назад, навалившись всем своим весом. Проблема усугублялась холодом: внутри четырех металлических стенок, в горах, кузов фургона вполне мог служить морозильной камерой. Я пыхтел от натуги, и мое дыхание сгустками пара вылетало в задубелый воздух, пока крышка со скрипом, мучительно медленно отрывалась от гроба на первые несколько сантиметров, но наконец сила инерции пересилила вес и крышка подскочила вверх, едва не свалив меня с ног и не перевернув гроб. К счастью, мне не пришлось танцевать танго со скелетом: ящик с костями слегка накренился в мою сторону, но устоял. Фургон опять застонал, будто молил меня больше не скакать туда-сюда, как кенгуру.

Я посветил в гроб фонариком (батарея: 31 %).

Он не был пуст, чего я отчасти ожидал, так что при виде тела испытал скорее облегчение, чем шок, ведь как ни крути, а именно ему и положено там быть.

Краткая научная лекция. Тридцати пяти лет достаточно, в зависимости от плотности закрывания и материала, из которого сделан гроб, чтобы находящийся внутри его труп полумумифицировался. Такого срока маловато для разжижения всех тканей, и кости не рассыпаются в прах раньше, чем минует столетие, так что в результате вы увидите скелет, покрытый чешуйчатыми серыми ошметками сухожилий. В то время я не знал этих научных сведений – мне пришлось ознакомиться с ними позже, чтобы написать об этом, – и не понимал, на что надеялся Майкл, какие выводы, криминалистически или интуитивно, по его мнению, я должен был сделать при виде недоразложившегося трупа. Я покачал головой, сознавая бессмысленность всего этого.

Но в гробу могло находиться что-то еще, рассудил я. Майкл наверняка извлек оттуда все действительно важное, хотя он же пытался что-то мне показать, хлопал себя по карманам и ругался, не находя искомое. Но если это что-то умещалось у него в кармане, зачем прятать его в огромном гробу, скажите на милость? И зачем Майкл стал бы тащить сюда весь гроб, если из него уже вынуто то, что нужно?

Я должен был осмотреть все повнимательнее. Свет фонарика (батарея: 31 %) первым делом упал на остатки человеческой ступни, которая в отдельности от всего остального напоминала маленькую птицу: длинные тонкие кости формировали подобие клетки. Двигаясь взглядом вверх по ногам, восковым в процессе распада, я пытался вспомнить уроки биологии в старшей школе и проверить, все ли на месте. Скелет был не такой образцовый, как те, что встречались мне в учебных кабинетах, грудная клетка наполовину рассыпалась, и казалось, что в ней больше ребер, чем положено. От одежды не осталось ни кусочка, только несколько золотых пуговиц лежали рядком на груди, напоминавшей изорванный ветрами парус, да пряжка ремня завалилась в провал бывшего живота.

Должен признать, хоть я и смотрел на мертвого человека, которого мой отец убил выстрелом в шею, но ничего не чувствовал. Ни угрызений совести, ни отвращения. Я смотрел на этот труп так же, как на то тело со склона горы, – с отвлеченным, чисто научным интересом. А теперь, после рассказа Майкла о том, что эти останки когда-то были негодяем, который пытался убить моего отца, я переживал и того меньше. Тело в гробу ничего для меня не значило. Много лет я старался как мог защититься слепым неведением, ничего не знал об этом давно умершем полицейском, даже не был уверен, что мне известно его имя.

Только в последний раз, когда я его видел, у него не было двух голов.

В этот гроб я уже заглядывал – на похоронах, и он совершенно точно был занят одним человеком. Я терялся в догадках, кто еще лежал в гробу и как он туда попал.

Второй череп был меньше, хотя находился в той же степени разложения. Его обтягивала плотная, задубевшая кожа. Он был перевернут вниз лицом, челюсть утыкалась в когда-то белую подушку, так что я видел зубчатую дыру в затылочной части, трещины тянулись от нее к ушам. Выстрел или удар, я не мог определить, но, разумеется, после такого не выживают. Теперь, глядя внимательно, я заметил светлые тонкие кости – позвоночник – рядом с большим скелетом. Ребра их переплелись в процессе разложения плоти, и это объясняло, почему я сперва подумал, что некоторые кости тоже начали распадаться, а они на самом деле были от другого трупа.

Я внимательнее осмотрел позвоночник, спустился взглядом до поясницы, согнутых коленей, стоп (маленькие птичьи скелеты), подсунутых под бедра большого скелета, будто малыш искал защиты, прятался, цеплялся за взрослого. Это напоминало знаменитую обложку журнала «Роллинг Стоунз» с Йоко Оно и Джоном Ленноном. Каковы бы ни были мои познания в биологии, один аспект во всей этой сцене был неоспорим. Небольшой размер костей. Второй скелет принадлежал кому-то маленькому. Юному.

Майкл привез сюда гроб, чтобы показать мне это: тело ребенка, свернувшегося калачиком рядом с костями полицейского. Теперь нужно выяснить зачем. Только я сделал шаг к двери…

Как фургон тронулся с места.