Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

От первого толчка я лишь слегка качнулся назад на пятках. Желудок пружинисто подпрыгнул, а весь организм попытался соединить вновь обретенную скорость движения в пространстве с прикованными к месту ногами. Поскольку я пребывал в полумраке, моему мозгу потребовалась пара секунд, чтобы порадоваться, что я все еще нахожусь в равновесии. Я двинулся вперед на подгибающихся ногах. Идти было всего несколько метров, но хочу предупредить вас: случившееся дальше произошло за считаные секунды. Раздалась серия настойчивых ударов в стенку фургона.

– Эрни, вылезай из этого чертова фургона! – Женский голос.

Я не мог различить: это Эрин или София.

Я попытался поднажать, силясь сохранять равновесие. У меня было странное ощущение, словно я иду вверх по холму, а это означало, что фургон двигается вперед и вниз, а я иду в противоположную сторону, к задней двери. Брезентовые стропы, висевшие на стенках, наклонились к кабине. Стук по борту продолжился, но громыхание колес, ускорявших вращение, заглушало сопровождавшие его голоса. Хотя мне было ясно, что они говорят: «Быстрее». Я уже и сам догадался. Фургон катился с горы. И ближайшее место, где поверхность была ровной, находилось посреди замерзшего озера…

Полоса света упала в кузов, когда дверь, содрогаясь, приоткрылась на полметра. Эрин просунула внутрь голову, тяжело дыша и размашисто шагая, чтобы не отставать.

– Давай, Эрни. Скорее! Склон становится круче.

– Что, черт возьми, происходит?! – закричал я, вразвалку двигаясь к ней, преодолевая наклон пола.

– Ручник отказал. Ты, наверное, качнул машину, и она поехала. Кроуфорд пытается залезть в кабину и тормознуть. На земле какая-то коричневая дрянь, может, тормозная жидкость, так что давай, не возись там, а вылезай, вдруг мы не сможем ее остановить.

Она попыталась толкнуть вверх похожую на жалюзи дверь, но не смогла сделать это на ходу. За несколько секунд Эрин пришлось перейти с быстрого шага на судорожные скачки по снегу, в котором она утопала по голени. Фургон двигался медленно, но поспевать за ним все равно было трудно. Я знал, что до дороги всего метров сто, а за ней метрах в двухстах – озеро. Склон становится по-настоящему крутым только за дорогой, но фургон очень тяжелый, если он наберет приличную скорость, его будет не остановить. Надо было выбираться, пока он не разогнался по-настоящему.

– Давай спрыгивай, – сказала Эрин и протянула мне руку. – Снег мягкий, так что ныряй.

Я опустился на одно колено, тут как раз фургон снова дернулся, сильнее, чем в первый раз. Я упал, Эрин не успела меня подхватить, потянулся к стропе, промахнулся и, грохнувшись на зад, покатился по полу и скользил, пока не врезался с глухим стуком спиной в стенку кабины. Фургон, вероятно, вышел на склон, так как все вокруг зашевелилось: свисающие вниз стропы хлестали по стенам и моему лицу, где-то свалился на пол ящик с инструментами, болты и гаечные ключи отрикошетили от пола и усеяли заднюю стенку фургона. Я успел наклонить голову как раз вовремя, чтобы увернуться от летевшей жалом прямо мне в глаз отвертки, она клацнула по металлу рядом с моим ухом.

Потом я услышал долгий протяжный скрип. Царапанье по полу. На меня полз гроб. Несколько сот килограммов свинца, дерева и два скелета. Я попытался отодвинуться, но сила тяжести и смятение – плохие помощники в такой ситуации. Я уже говорил вам, что пишу все это, будучи одноруким: именно из-за этого.

Взрыв боли в правом запястье, за которым почти сразу последовало онемение, будто я его отсидел. Я принялся отлеплять себя от стены, но почувствовал тянущую боль в плече. Моя рука не следовала инструкциям. Звучит глупо, но мне пришлось посмотреть, чтобы понять: гроб врезался в середину моего предплечья и придавил его к стене. Только что я видел руку скелета, поэтому у меня в голове возник довольно неприятный образ десятков крошечных косточек, которые я, вероятно, переломал. Но это была наименьшая из моих проблем. До сих пор фургон скатывался по склону неторопливо, а я, не особенно беспокоясь, пытался выбраться из него. Теперь он набирал скорость, а я оказался в ловушке.

С помощью здоровой руки я потянул свой обездвиженный локоть, но он не шелохнулся. Тогда я попытался просунуть пальцы между гробом и стеной, чтобы хоть чуть-чуть, хоть самую малость ослабить давление, но ящик с костями был слишком тяжелый. Пальцы у меня стали скользкими. Кровь. Я ничего не почувствовал, оцепенев от шока, а оказалось, сильно содрал кожу в борьбе за свободу. Позже, когда меня спустят с горы, а это случится лишь после того, как произойдет еще три смерти и маска будет сорвана с убийцы, фельдшер, протыкая кривой металлической иглой ошметки болтающейся кожи на моей руке, скажет, что врачи в таких случаях говорят, мол, с пациента сняли перчатку. Хорошо, что в тот момент я этого не знал. А то упал бы в обморок.