Каждый вдох

Я хочу вдохнуть запах твоих волос и сесть с тобой за обеденный стол. Хочу смотреть, как ты жаришь курицу, от которой у меня всегда текли слюнки и которую мне запретили есть врачи. Хочу наблюдать, как ты продеваешь руки в рукава синего свитера, который я купил тебе на день рождения, – в нем ты обычно устраивалась рядом со мной по вечерам в маленькой комнате. Я хочу сидеть с нашими детьми, внуками и Эммой, нашей пока единственной правнучкой. «Как вышло, что я так состарился?» – думаю я, обнимая малышку, но, привычно ожидая твоей шутки, не слышу твоего голоса, и это разбивает мне сердце.

Я не умею жить один. Мне не хватает твоей лукавой улыбки и звука твоего голоса. Иногда мне кажется, что ты зовешь меня из сада, но когда я подхожу к окну, там только кардиналовые овсянки, для которых ты заставила меня повесить птичью кормушку.

Я до сих пор кладу туда корм – ради тебя. Я знаю, ты бы хотела, чтобы я это делал. Ты всегда с радостью наблюдала за этими птицами. Я, хоть убей, не понимал, что в них такого, пока продавец в зоомагазине не сказал, что кардиналы создают пары на всю жизнь.

Я не знаю, правда ли это, но хочу верить, что правда. Когда я смотрю на них, совсем как ты раньше смотрела, то думаю про себя, что и ты всегда была моей птичкой, а я – твоей парой. И я безмерно по тебе тоскую.

С юбилеем тебя, дорогая.

Джо»

Дочитав, Тру некоторое время смотрел на письмо: оно произвело на него более глубокое впечатление, чем он хотел показать. Тру помнил, что Хоуп наблюдает за ним, и, повернув к ней голову, поразился открытой, незащищенной природе ее красоты.

– Вот ради таких писем, – тихо сказала она, – я и прихожу к «Родственным душам».

Сложив листок, Тру убрал его в конверт и положил на маленькую стопку рядом с собой. Глядя, как Хоуп протянула руку к нечитанной почте, он подумал, что среди оставшихся посланий такого больше не попадется. Так и вышло – большинство были написаны серьезно и искренне, но ни одно не тронуло так, как письмо Джо. Они с Хоуп уже поднялись со скамьи и убрали письма обратно в ящик, а Тру все думал об этом человеке: где он живет, как справляется, учитывая преклонный возраст, как смог дойти в эту безлюдную часть практически недоступного острова.

Они направились в обратный путь, изредка перебрасываясь фразами, но в основном молчали. То, как легко было молчать в компании Хоуп, снова напомнило Тру о Джо и Лене, об отношениях, основанных на душевном тепле, доверии и неизменном желании быть вместе. Он гадал: не думает ли Хоуп о том же самом.

Впереди Скотти носился зигзагами от края дюны к воде и обратно. Тучи сгущались, меняя форму, и через несколько минут стал накрапывать дождь. Начался прилив, и чтобы спастись от волн, захлестывавших берег, пришлось идти вдоль дюны, но Тру скоро убедился, что нет смысла даже пытаться остаться сухим. Сверкнули две молнии, одна за другой, ударил гром, и все вокруг словно заволокло мутной пеленой. Мелкий дождичек все усиливался, а через минуту превратился в ливень.

Хоуп с визгом бросилась бежать, но пирс был далеко, и вскоре она снова перешла на шаг. Обернувшись, Хоуп подняла руки.

– Я ошиблась насчет запаса времени! – крикнула она. – Простите!

– Не стоит беспокоиться, – отозвался Тру, подходя к ней. – Да, идет дождь, но на улице не холодно.

– Не просто дождь, – поправила Хоуп, – а настоящий ливень. Но это же приключение, правда?