Каждый за себя

А я этим пока похвастаться не могу. Я самая обыкновенная. И я ничем ни для кого не жертвую, потому как занятие это пустое. Я делаю то, что нужно для достижения моей цели, и мир эту информацию считает и обязательно мне поможет. Вообще-то, я понимаю, все это кажется вам чистой воды бреднями, но я не настаиваю на том, чтобы верили в мои теории, тем более они и не мои вовсе, я про них в некоторых книгах читала, и они мне понравились, показались правдоподобными. Вы просто примите во внимание, что я сама в них верю и действую исходя из них. А вовсе не из корыстных соображений женить на себе Николая Григорьевича и не из страстной тайной и неразделенной любви к мужу Натальи.

- Я не говорил, что она у тебя неразделенная, - ехидно заметил Никотин. - Страстная и тайная - вполне может быть, но одновременно она может быть и разделенной.

Ну Никотин! Ну точно - яд. Я даже возмутилась такой наглостью.

- Вы что же, полагаете, будто я могу тайком спать с хозяином? Жить в доме, где меня приютили, есть их пищу и гадить хозяйке? Хорошего же вы обо мне мнения, дядя Назар!

- Э-э-э, деточка, потише на поворотах, - осадил меня Назар Захарович. - Перво-наперво, не надо овцой прикидываться, тебя не приютили, а наняли домработницей с проживанием и столом, это все учтено в твоей зарплате, так что никто тебе никаких одолжений не делал.

Или ты мне наврала, и все было не так?

- Нет, было так. Но все равно…

- А во-вторых, - перебил меня он, - сегодня у нас четверг, познакомились мы с тобой в понедельник вечером, то есть сейчас вот только ровно трое суток миновало. Ты вдумайся, Ника, трое суток всего, а если посчитать часы, которые мы с тобой провели вместе, так вообще смешная цифра окажется. И ты уже обижаешься, что я о тебе какого-то не такого мнения. А какое у меня мнение-то может быть, если мы с тобой, считай, и незнакомы совсем? Что я о тебе знаю? Только то, что ты сама мне рассказала. А ну как ты врала?

Он был прав, совершенно прав, этот морщинистый плешивый Никотин с глазами уверенного в себе победителя, и мне вдруг стало так весело, как не было уже давно.

Господи, мы знакомы трое суток, а на самом деле - и того меньше, и я уже сегодня ухитрилась настырно, пусть и с оговорками, пусть и осаживая себя, но думать о том, чтобы выйти за него замуж! Я что, с ума сошла? Где моя голова? Где здравый смысл?

Он - потрясающий. Он действительно уникален.

И наверное, он не преувеличивал, когда говорил, что был хорошим опером. Потому что за три встречи и несколько часов общения он сумел создать в моих глазах такой образ, который невозможно ни разрушить, ни затмить.

Может, это все ложь, и на самом деле он совсем не такой, это все игра, спектакль, театр одного актера, но за несколько часов слепить из себя человека, которого, кажется, знаешь сто лет и готов еще сто лет любить, - это тоже надо суметь. Для этого нужен талант. И убедил он меня до такой степени, что я ухитрилась возмутиться его "каким-то не таким" мнением о себе. Это ж надо! То есть мое ощущение давнего знакомства было действительно сильным, если я поверила в то, что за время этого знакомства Никотину следовало бы меня узнать получше и не строить в мой адрес всяческих чудовищных предположений.

Давясь хохотом, я пересказала ему на словах свои быстро мелькнувшие мысли, и теперь мы с ним смеялись Уже вдвоем.

А потом мы распрощались. Я пообещала позванивать и не забыть про плов, дядя Назар ничего не обещал, только по руке меня похлопал. И сказал напоследок - Удачи тебе, детка. Если будет нужна помощь - ты знаешь, кого просить.

Дома все было спокойно, за время моего отсутствия катастрофических разрушений не произошло. Даже Аргон, обожравшийся днем конфет, мирно спал на своей подстилке под воздействием антигистаминного препарата, и никаких волдырей ни на его морде, ни на боках я не обнаружила. И Николай Григорьевич чувствовал себя удовлетворительно, сегодня его кормили правильно и кастрюльки не перепутали. И даже паскудник Патрик ухитрился воздержаться от сведения счетов с предательницей Аленой.

Всех укормив и все перемыв, я принялась будить Аргона для вечернего "собакинга". Жаль, конечно, пусть бы пес поспал, но ведь писать-то он рано или поздно захочет, и если сейчас проявить жалость и либерализм, то придется выводить его среди ночи. А я, между прочим, тоже человек, и не хуже прочих-некоторых, я по ночам все-таки спать предпочитаю.

Растолкав собаку, я повела его на улицу. Аргон был, естественно, вялым, бегать и интересоваться окружающим миром не хотел совершенно, быстро справил свои неотложные нужды и весьма недвусмысленно давал понять, что пора бы и возвращаться к подстилочке и сладкому сну. Я, в принципе, не возражала, мне тоже хотелось лечь и расслабиться. Но тут на горизонте показался юный Вертер по имени Костя. Унылый, такой же вялый, как мой Аргон, и чем-то ужасно раздраженный. Наверное, его конфликт с родителями принял затяжной характер.

- Что с вами, Костя, вы не больны? - вежливо спросила я.

- Наверное, болен, - не то согласился, не то предположил мальчик. - Голова тяжелая, и настроение паршивое.