Каждый за себя

- Может быть, она прилетела из командировки утром того же дня и приехала на выпуск прямо из аэропорта? - продолжала допытываться я. - Может, она летала куда-нибудь в Заполярье?

- Не помню… Хотя да, вы правы, Никочка, она действительно летала в Мурманск, да-да, теперь я вспоминаю, именно в Мурманск, там проходили испытания на полигоне, а Адочка была головным разработчиком нового сплава. Она еще тогда замерзла ужасно, простудилась…

Да, конечно, именно так все и было. Я еще помню, - оживился Николай Григорьевич, - к концу церемонии выпуска она уже так плохо себя чувствовала, что не досидела до конца вручения дипломов, извинилась, вызвала служебную машину и уехала домой. Павлушеньке было десять лет, он тогда, помнится, страшно испугался, ему показалось, что мама умирает…

Вот ради таких деталей я и задавала свои вопросы.

Слушая Старого Хозяина, я начинала лучше представлять себе и даже понимать не только его покойную жену, но и Павлушеньку, и подрастающего Женечку, и юную Наташеньку, ушедшую от мужа с годовалым сыном на руках.

- А вот это Женечка на субботнике, в десятом классе.

Они убирали строительный мусор на спортплощадке.

Узнаю, узнаю, как же! Та самая спортплощадка, на которой я разминаюсь во время вечернего "собакинга". Когда младший сын Сальниковых заканчивал школу, Семья уже жила здесь, в этом доме, и школа находилась неподалеку. На фотографии Евгений стоял с граблями в руках в окружении двух одноклассниц, модненьких и хорошеньких. Судя по остальным фигурам, попавшим в кадр, а было их не менее пятнадцати, это были самые красивые и хорошо одетые девочки в классе. Да и Сальников-младший выделялся среди других высоким ростом, мощными плечами и уже сформировавшимися чертами красивого мужественного лица. И куда только все девается? Глядя на него, шестнадцатилетнего, не сомневающегося в том, что вся жизнь принадлежит исключительно ему и будущее его будет веселым, счастливым и богатым, трудно поверить, что этот красивый высоченный парень превратится в никчемного алкаша, спекулирующего внешней привлекательностью, чтобы доить очередную женщину, стреляющего у брата деньги на опохмел и бездарно растрачивающего свое здоровье и всю свою такую, в сущности, короткую жизнь.

- А кто эти девочки рядом с Женей? - спросила я как-то.

- Не знаю.

- А вот эта девочка? А этот мальчик?

Но Николай Григорьевич ничего не знал. Он не знал никого из одноклассников своих сыновей. Ни единого человека. В околоальбомных беседах выяснилось, что ни он сам, ни его сверхзанятая судьбами Отечества супруга ни разу не посетили ни одного родительского собрания и не были знакомы ни с одним учителем. Мальчики учились хорошо, дисциплину не нарушали, родителей в школу не вызывали, чего же еще? А одноклассники к ним в гости не ходили.

- Знаете, Никочка, это было не принято, - объяснял Старый Хозяин. - У нас жилищные условия были значительно лучше, чем у других детей, я бы сказал, это был принципиально другой уровень. Адочка занимала высокие должности, я служил сами знаете где. Огромная квартира, хорошие дорогие вещи, дефицитные продукты на столе - наша жизнь очень резко отличалась от той жизни, которой жили одноклассники мальчиков. Зачем вносить разлад в детские души, порождать зависть, недоброжелательство? Вот если бы Павлушенька и Женечка учились в какой-нибудь элитной школе, где много детей из семей высшего руководства, тогда другое дело.

- Почему же они не учились в элитной школе?

Моему любопытству не было пределов. Но Старого Хозяина это, кажется, не смущало, он был рад поговорить о былом, тем более если это кому-то интересно.

- Адочка хотела, чтобы дети учились поближе к дому.

Она считала, что это дисциплинирует.

- В каком смысле?

- Видите ли, Никочка, когда школа далеко от дома, то всегда велик соблазн после уроков куда-нибудь пойти с друзьями, в кино или просто погулять, пошататься без дела. Тем более такие школы в Москве находились в основном в самом центре, а там красивая жизнь очень на виду. Вы понимаете, о чем я? А когда от школы до дома всего пять-десять минут ходьбы мимо обшарпанных домов без магазинов и кинотеатров, то соблазн не так силен.

Стало быть, Адочка в своих сыновьях не была уверена. Что-то подсказывало ей, что мальчики не так надежны, как можно было бы предполагать, исходя из хороших оценок и отсутствия записей в дневниках о нарушениях дисциплины. Ну что ж, не знаю, как насчет Гомера, а насчет младшенького она не ошибалась, и если бы драгоценный Женечка учился в элитной школе в центре Москвы, то спился бы, вероятно, куда раньше.

За Женечкиными метаморфозами, запечатленными на фотографиях, тоже любопытно было наблюдать. Если на ранних снимках его лицо и вся его фигура отражали уверенность в том, что он все сможет и всего добьется, то с годами эта формула сменилась уверенностью в том, что все сделается само. Потом уверенность сменилась надеждой на то, что "сами все дадут, еще и умолять будут, чтоб взял". Потом - разочарованием. Вероятно, оттого, что никто ничего не давал и уж тем более не умолял.