Каждый за себя

Зато с меня сняли гипс, и я уже была настолько здорова, что через три дня меня обещали выписать За месяц, проведенный в больнице, я съела, наверное, тонну испеченных Анной плюшек, усилиями Николая Григорьевича ознакомилась с творчеством Артуро Переса-Реверте, поправилась благодаря малоподвижному образу жизни на три килограмма и получила странный подарок - кольцо с бриллиантом. Его принесла Алена с невнятными объяснениями насчет того, что так хотел Игорь, и пусть у меня останется память о человеке, который меня спасал. Правда, в моем сознании память о том, кто меня спасал, слабо увязывалась с вычурным, безвкусным и безумно дорогим кольцом, но с покойниками не спорят Если Игорь так хотел, пусть так и будет. Я не стала оставлять кольцо у себя, глупо как-то лежать на больничной койке в ночной сорочке и с бриллиантовым кольцом на руке, и попросила Алену отнести подарок домой, пусть дождется моего возвращения. Вообще после гибели Игоря Алена стала мягче, добрее и, кажется, даже умнее.

Старый Хозяин ухаживал за мной в лучших традициях мелодраматического жанра, превратив чай с плюшками в обязательный утренний ритуал. Пока я не могла самостоятельно сидеть, кормил меня с ложечки, не доверяя медсестрам, и часами читал вслух. Однажды, когда ему показалось, что я уже достаточно окрепла для серьезного разговора, Николай Григорьевич признался, что делал обыск в моей комнате и читал мою электронную почту. Как будто я этого не знала! Мне Анна рассказывала об этом сразу после операции: и о взломе почтового ящика, и о том, что были найдены документы, свидетельствующие о моих деловых контактах с агентством Севочки Огородникова, и сердце у меня еще тогда затрепыхалось в испуге перед неминуемым объяснением. Но никто ничего не спрашивал. И я, честно признаться, начала уже надеяться, что как-то все и рассосется, ан нет, не рассосалось.

- Ника, вы собирались продавать свои вещи, одежду. Почему?

- Деньги нужны, вы же сами понимаете, - как можно беззаботнее ответила я.

- Когда женщина продает свои наряды, это свидетельство катастрофы, а не того, что ей просто нужны деньги. Кого вы пытаетесь обмануть, Ника?

Да, действительно, кого это я пытаюсь обмануть? Старого чекиста, раскрывшего в своей жизни не одну тысячу обманов? Наивная самонадеянная дурочка!

- Николай Григорьевич, не вынуждайте меня говорить не правду. Правду я вам сказать все равно не могу, а откровенно врать не хочется. Могут у меня быть свои маленькие женские секреты? - слукавила я.

- Могут, - согласно кивнул он. - Вам нужно было расплатиться с Огородниковым?

Так, и Севочку сюда приплел. Впрочем, он прав, деньги нужны были именно для этого.

- Да.

- Но вещи вы не продали, значит, вам хватило, - сделал он вывод. - Вы простите, но я заглянул в ваш шкаф и сверился с описанием тех вещей, которые вы предлагали на продажу. Все на месте. Никочка, какие у вас дела с Огородниковым? Я у него спрашивал, но он не сказал, сослался на тайну клиента. Может быть, вы мне скажете? Вы можете не говорить, это ваше право, но тогда я начну сомневаться в вашей искренности. А ведь нам с вами еще долго жить вместе, бог даст, в ближайшее время не помру.

Я поразмышляла несколько секунд и поняла, что Старый Хозяин довольно элегантно загнал меня в угол. Как-то и в самом деле нехорошо получается, когда у человека, живущего с тобой под одной крышей, появляются от тебя тайны, да еще связанные с частным детективным агентством.

Но как же поступить? Столько сил, нервов и денег было потрачено на то, чтобы уберечь Старого Хозяина, и что теперь? Все псу под хвост? Он занервничает, расстроится, выдаст приступ… Или я что-то не так оцениваю? Ведь смог же он остаться в хорошем состоянии, когда меня похитили, даже ясности ума не утратил и руководил процессом моего поиска. Но, возможно, дело в том, что я для Старого Хозяина все-таки "чужая" и мое исчезновение для него - не повод сходить с ума, а Наташенька - "своя", не говоря уж о Павлушеньке, которому она изменяла.

Так что же мне делать? Врать - противно, а кроме того, опасно, потому что можно попасться: Николай Григорьевич вовсе не так доверчив, как я о нем думала. Сказать правду - страшно, потому как опять же опасно, а вдруг моя правдивость слишком дорого обойдется его здоровью?