Каждый за себя

И она не подозревает, что ни ее жертва, ни ее жизнь уже никому не нужны, потому что короли договорились, все поделили и давно попивают терпкое вино, закусывая фруктами и ведя дружескую деловую беседу. Битва окончена, но короли об этом знают, а пешки - нет, пешки продолжают сражаться, истекая кровью, потому что о них все забыли.

Чем ярче прорисовывалась в моем воображении картинка, обрастая деталями, тем сильнее текли слезы, тем больше сжималось сердце и тем хуже я видела тротуар у себя под ногами. Инстинктивно я ухватила Николая Григорьевича под руку, чтобы не споткнуться.

- Вы все поняли, - негромко проговорил он, по-прежнему не поворачиваясь ко мне. - Поэтому вы и плачете. Теперь вы понимаете, почему я люблю этого писателя и перечитываю его книги?

- Понимаю, - выговорила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

- Перес-Реверте, видно, очень много думал о судьбах людей, по тем или иным причинам выкинутых из жизни, - продолжал Старый Хозяин. - По старости ли, или в связи со сменой власти, или идеологии, или моды, но они оказываются выкинутыми, исключенными, забытыми. Ненужными. Вот послушайте еще, Ника. Это уже из другой книги, из "Учителя фехтования": "Самое прекрасное таится именно в том, что остальные считают устаревшим… Не кажется ли вам, что сохранить верность свергнутому монарху достойнее, чем присягнуть взошедшему на трон?" Перес-Реверте пишет об Испании, но на самом деле оказывается, что он пишет о нас. О нашем поколении в эпоху перемен. Ну, вы уже не плачете?

- Нет. Все в порядке.

Я осторожно выдернула руку из-под его локтя. В моем понимании Главного Объекта произошли уточняющие перемены. Дело не только в том, что он не принял новую жизнь со всеми ее проявлениями, но и в том, что эта жизнь не приняла его самого, отвергла, забыла, задвинула в дальний угол шахматной доски и бросила там на произвол судьбы. Он-то готов был жизнь положить на алтарь служения Родине, да только Родине его жизнь и не нужна вовсе, кому нужен старый хлам, далекий от современных требований мобильности и компьютерной грамотности, при этом еще и нагруженный устаревшей идеологией?

Я так погрузилась в мысли о Николае Григорьевиче как олицетворении всех пешек, забытых на шахматных досках, что даже некоторое время не думала о шантажисте и о звонке Никотину. К счастью, сегодня Старый Хозяин не собирался гулять, как обычно, три часа, он ограничился всего лишь походом в книжный магазин. Вернувшись домой, он попросил сделать ему чай и гренки с сыром, потом Мадам затеялась наводить красоту и велела мне приготовить ей для компресса отвар ромашки и череды, потом Кассандру вырвало прямо на бежевый ковер, и пришлось замывать и зачищать рыжевато-коричневое пятно. Наконец все разошлись: Николай Григорьевич - в свою комнату с книгой, Наталья - в спальню с компрессами. Можно было позвонить.

- Есть новости, - спокойно, даже как-то равнодушно сообщил Назар Захарович.

- Хорошие? - спросила я с замиранием сердца.

- Неплохие. Очень даже неплохие. Не хочешь сегодня полечиться, капельницу поставить?

- Хочу. Когда и где?

- Боюсь показаться банальным, но пока еще довольно холодно, чтобы гулять с женщиной по улицам, а тем более с такой красавицей, как ты, - задребезжал он своим неповторимым смешком. - Ты не возражаешь пообедать со мной? Я приглашаю, - тут же добавил он, вспомнив, очевидно, мои финансовые резоны для отказа.

- Хорошо. Только где-нибудь, где попроще, ладно? - попросила я.

- Бережешь мой карман? - усмехнулся Никотин.

- Нет, боюсь, что не смогу соответствовать в смысле внешнего вида, - отпарировала я. - Одета я бедновато.

Он велел мне через час приехать на "Красные Ворота". Наталья, выслушав сквозь три слоя марлевых салфеток, смоченных в горячем отваре, мою просьбу отпустить меня для прохождения медицинских процедур, вяло махнула рукой, что означало милостивое согласие. На всякий случай я сделала полную перестановку в холодильнике, составив все диетпитание на одну полку и снабдив каждую емкость приклеивающейся бумажкой с четкой надписью: что это такое, из чего приготовлено и кому предназначено. И пусть только попробуют перепутать, уроды!