– Охренеть, что у вас творится, – протянула Тик-Тик, когда Казя смоталась. – У меня прямо смысл нежизни появился, разгадать все тайны.
– Ты совсем дурочка? – разозлился вдруг Лекс. – Тайны! Ты понимаешь, что можешь теперь навсегда тут остаться?!
– Я выкручусь, – пообещала Тик-Тик. – Скажу, что потеряла пропуск. Не убьют же меня из-за этого!
– Убьют? – заорал вдруг Лекс (кто бы мог подумать, что этот хипстерского вида спокойняшка способен на такие эмоции?). – Хуже, чем убьют! Вот что сделают!
Он бросился к Алине, схватил ее за плечики, поднял, словно перышко, и принялся трясти.
– Вот, вот что будет! Сгинешь! Раззыбишься!
– Ты ей голову оторвешь! Прекрати! – завизжала Тик-Тик.
– Вот во что ты превратишься на нашем жалком кладбище, если тут застрянешь!
– Отпусти девочку!
Они сцепились. Тик-Тик пыталась оттащить Лекса от Алины, тот держался мертвой хваткой. И тут выяснилось, какая она, «мертвая хватка». Оказывается, при некоторых обстоятельствах при близком контакте тела мертвецов проникают друг в друга, но не как нож в масло, а как пластилин в пластилин. Если продолжать, можно перемешаться так, что и не расцепиться потом (да, из-за этого и с сексом на Потустороньке траблы, требуются особые навыки и помощь коучей).
Тик-Тик так перепугалась, почувствовав длани Лекса внутри своих ладоней, что все до единого крючки на ее блузке дружно понькнули, и верхняя часть ее тела приблизилась формой к идеальному шару. Лекс тоже ощутил неладное, мигом прекратил истерить, тоже испугался. Так или иначе, им удалось расцепиться без потерь.
– Что это было? – прошептала Тик-Тик, медленно, очень медленно возвращаясь в естественное, не раздутое, состояние и не обращая никакого внимания на оголившиеся части тела.
– Слияние, по ходу… – Лекс тоже не обращал внимания на телеса Тик-Тик, сосредоточившись на своих дланях: он был в некотором шоке (если только мертвецы могут впадать в шок).
– По ходу чего?
– По ходу – это, в данном случае, наречие…
– А слияние – это что?
– Метафизический процесс. Необратимый. Приобретение новой формы с новыми свойствами. Например, мы могли слиться в многоруконога непонятного пола и роста.
– Брр!!!
Пытаясь упокоиться, все еще похожая на шарик на ножках Тик-Тик принялась ходить по домику Алинки, разглядывая интерьер и рассуждая вслух.
– Много-руко-много-ного-жуть. Нет, нет, только не это! Это слишком страшно. Можешь кому хочешь башку отрывать, я больше ни за что не вмешаюсь. Ни-ни! Если меня не пустят обратно в универ, буду жить тут. Построю дом. Научусь варить кофе.
– И в один прекрасный день исчезнешь, как и все.
– Так Казя же сказала, что никто не исчез! Зря мы панику развели. Мало ли, где они находились эти полгода.
– Моя версия: в больнице находились.
– Давай пойдем и все узнаем из первых уст.
Это было самое верное решение. Они оставили Алинку-Малинку, поскольку все равно ничем не могли ей помочь, и вышли.
– Я хочу кофе, – одними губами прошелестела Алинка, но в ее могиле в этот момент уже никого не было.
На улице было светло и радостно. Все уже зеленело и цвело. Наверху, на кладбище, трава еще только-только пробивалась сквозь грязь и иссохшую листву, а под землей, где климат куда деликатнее, царил настоящий цветочный праздник. Цветовая гамма Потустороньки не такая, как в мире живых. Белого света тут почти нет (вот уж воистину «света белого не видать»), а воздух теплый, желтовато-золотистый. Растения словно бархатные, насыщенные какие-то, даже когда они нежных, пастельных оттенков. Теней нет вовсе, поскольку свет идет как бы отовсюду – наверху так бывает, когда солнце скрыто плотным слоем облаков.
Могила Алинки находилась, по местным меркам, достаточно далеко от улицы, на которой были склеп Склепа, кафе «Казя и Кузя», дом тети Тани и еще три дома ходильников, которых Лекс ни разу в нежизни не видел.
– С момента, как я умер, только один вернулся, – пояснил Лекс. – Его звали Артур… А, еще Казя – значит, двое.
Тик-Тик кивнула:
– Ясно… Жалко, что Казя появилась и сразу опять смоталась. Я бы ее послушала. А этот Артур что рассказывал?
– Да ничего интересного. Сказал, что ему не повезло. Мол, сперва автобуса долго ждал, потом ехал невесть сколько, сошел, где почти все выходили. А как вышли, раз-раз, все куда-то подевались и он остался посреди развалин совершенно один. А развалин этих было – до горизонта. Далеко заходить он побоялся, чтобы не сгинуть. Кружил так, чтобы остановку из виду не терять. Ничего интересного не обнаружил. Привез с собой несколько обломков каменных, типа в подарок.
– А обратно он как добирался?
– Да тоже ничего заслуживающего внимания. Увидел автобус. Сел. Ехал-ехал и уснул. А проснулся в своем гробу, и рюкзак с камнями на животе. А истории остальных ходильников я только с чужих слов знаю.
– Ясно…