– Но мы можем договориться? – с надеждой обернулся к нему Алексей Петрович.
– Попробуем, – усмехнулся Сан Саныч. – Но… Договариваться-то придется не с тобой. Ты же сам это понимаешь.
– С Чумой ты не договоришься, – зло огрызнулся Молибога.
– А есть копии и еще кое-что, – дожимал его бывший комитетчик. – Неужели не найдутся здравомыслящие люди, готовые к консенсусу?
«Вячеславу и Атамову все равно надо это показать, иначе не поверят на слово, – подумал Алексей Петрович. – А сводить Снегирева для переговоров с Чумой нельзя! Все лопнет как мыльный пузырь, и опять пойдет стрельба. Что же делать?»
– Твои условия? – спросил он. – Кассету дашь?
– Кассету дам, – подумав, согласился Снегирев. – Полюбуйтесь, но не советую показывать это самому Виктору Акимовичу.
– Ежику понятно. Еще?
– Возврат украденной вами под видом инкассации дневной выручки и, как я уже сказал, поиски консенсуса со здравомыслящими людьми.
– Хорошо, – буркнул Молибога, выключая аппаратуру и вытаскивая кассету. С каким удовольствием он растоптал бы ее ногами! Кстати, упомянуто, что есть еще кое-что? Уж не пресловутая ли дискетка? Однако стоит ли говорить о ней Вячеславу? С него хватит и записи.
– Подумай денек, – предложил Сан Саныч. – Потом мне позвонишь. Идет?
– А у меня не остается ничего иного, – честно признался Алексей Петрович. Ну и втянул же его Снегирев в историю, чертям в аду тошно станет.
– Вот и чудесно. А теперь пошли за стол! Жалко, хорошие закуски пропадают да и водка еще осталась.
– Мне сейчас кусок в горло не полезет, – пряча кассету, просипел Молибога.
– Ну, зачем так, – мягко похлопал его по плечу советник Пака. – Посидим, потолкуем. Я же говорил тебе, что мы не бицепсы, а мозги. Вот и пораскинем мозгами в свою пользу, а не только в пользу шефов.
Алексей Петрович взглянул на него с интересом и открыл дверь.
– Ну что же, пошли…
Просмотрев запись развлечений Гудилина в казино «Бон Шанс», Вячеслав Михайлович Чумаков пришел в такую неописуемую ярость, что сжавшийся в углу, в общем-то, не относившийся к робкому десятку Молибога сразу понял, почему еще в молодые годы к Чумакову в зоне крепко прилипла кличка «Чума».
– Рвать! – с пеной у рта сипел Вячеслав Михайлович. – Всех положить! Ублюдки! Спалили, суки!
Он с грохотом разбил об дубовый стол массивное кресло, метнул в стену хрустальный графин с водой и… неожиданно успокоился. Взяв телефон мобильной связи, набрал номер и почти ровным голосом сказал:
– Давид? Это Слава! Ты где сейчас?.. В общем, бросай все это и немедленно приезжай… Что? Я же сказал: немедленно! Похоже, у Вити подпалена шерсть.
Бросив телефон на стол, он посмотрел на тихо сидевшего в углу советника и буркнул:
– Распорядись, чтобы прибрали.
– Уже нет никого, – напомнил Алексей Петрович. – Только мы и охрана.
– Тогда сам вытащи и подмети, – приказал шеф, – нечего им тут…
Молибога едва успел вынести из кабинета обломки кресла и неумело замести веником осколки графина – мокрое пятно так и осталось потеком на стене и полу, – как приехал Агамов.
Это был неопределенного возраста худощавый человек с приплюснутым носом бывшего боксера и тонкогубым ртом. Тщательно зачесанные назад темные слегка вьющиеся волосы скрывали уже наметившуюся на его затылке лысинку. Алексею Петровичу всегда было интересно, кто этот господин с восточной фамилией, еврейско-грузинским именем и русским отчеством? Но сейчас, в данной обстановке его больше интересовало, что решат делать и как ответят на предложение Снегирева, чем подноготная Агамова. С ней успеется, конечно, если будем живы-здоровы.
Вячеслав Михайлович без лишних слов усадил Давида в кресло перед телевизором и продемонстрировал ему запись развлечений Гудилина. Давид Георгиевич смотрел молча, только иронично щурил темные, слегка навыкате глаза.
– Ловко они его, – когда закончилась пленка, отметил он.
– Ловко? – резко обернулся к нему Чума. – А теперь требуют отдать деньги и вступить в переговоры. Я с ними буду говорить на своем языке!
Он пристукнул тяжелым кулаком по столешнице, и Агамов недовольно поморщился:
– Уймись! Ты с ними говорить не будешь.
– Да?!
– Да, – твердо ответил Давид. – Никаких мер не предпринимать, пока мы завтра не увидимся с нашим другом. Я покажу ему эту скабрезную ленту, и потом решим, что делать дальше. У него может быть свое видение этого вопроса.
– Черт с вами, – Вячеслав Михайлович рухнул в кресло. – Когда едем?
– Утром, – Давид поднялся, взял кассету и направился к выходу. – Молибога отправится со мной, а ты поедешь на своей машине за нами.
– Боишься, что со мной тебя взорвут? – заржал Чума. – Не волнуйся, Снегирев этим не занимается.
– А я и не волнуюсь, – спокойно ответил Агамов. – Просто мне так кажется удобнее…
Рано утром Меркулова разбудил телефонный звонок Снегирева. Вежливо извинившись, что беспокоит в столь неподходящее время, Сан Саныч неожиданно спросил:
– Вы помните разговор насчет трех машин?
– Каких машин? – спросонок не сразу понял Петр.
– Ну, когда вы с Леонидом возили по столу сигаретные коробки. Припоминаете?
– Ах, да! Вспомнил. И что?